Тем временем не дремал и сват. Он знал, что Лявон человек не простой, водку пить не будет, а потому, попросив прощенья у дорогого гостя и поручив жене сторожить его, чтобы не вздумал, чего доброго, удрать, сам бросился, старый, к Лейзеру за пивом. И не успела сватья перемолвиться с гостем и парой слов и нарезать пяток ломтей хлеба, как сват, притихший от полноты чувств, переступил порог с раздутыми карманами, выпирающей пазухой и даже из рукава достал одну бутылку.
Сватья поставила на стол пару немытых стаканов и одну щербатую чашку, а сват налил.
— Ну, сваток! Дай боже... выпьем же хоть пива, если горелку не уважаете...— И взял один стакан себе, другой подвинул Лявону, а на щербатую чашку мигнул глазом жене.
— Будьте здоровы!
— Пейте-ка на здоровье!
Пиво было ничего себе,— немножко горьковатое с непривычки.
— Закусите ж, сваточек, нашим салом! — утершись, пристала сватья.
«Ах, боже мой! Не хочется мне сала!..» — хотел отказаться гость, но тут же прочитал в их глазах нетерпеливое, умоляющее ожидание: будет он есть сало или нет?
И надкусил он это холодное сало после пива и недавнего хорошего праздничного обеда,— и с души стало воротить от этого сала. Не хотел он его есть, очень не хотел.
А сват и сватья ради своего святого белорусского гостеприимства просто с ножом к горлу пристали: ешь да ешь.
«Брезгует нами и нашей едой»,— уже начал читать он в их крестьянских, не привыкших лгать глазах. И он испугался, что вот снова, сам того не желая, а обидит-таки простых и близких людей.
От безвыходности положения он накинулся на пиво... Пил столько, что сват и в особенности сватья даже дивились, что так ему понравилось Лейзерово пиво. «Видно, от учености это,— подумали они оба,— все ж ученым приятней пить пиво, чем простую горелку».
Выпили все пиво, а самовар еще только-только начинал заводить басовые ноты.
Язык у Лявона между тем немного развязался, глазки посоловели, и хитрый, совсем трезвый сват мигом сообразил, что вот теперь-то можно и бутылку водочки на стол выставить.
— Э, я ж думала, что, сваток, побрезгуете нами, долго сидеть у нас не будете, так и поставила, шаляй-валяй, сырое сало... Я же могу ради такого дорогого гостя и яишенку изжарить.
И кинулась жарить яичницу.
Потом подоспели сватьины братья, молоденькая и красивенькая девчинка — племянница свата, два сватовых сына, еще и другие близкие люди,— и беседа пошла веселая, безобидная. Словом, никто, даже сам Лявон, никакой неловкости или опаски, что что-то не так, не ощущал.
Когда же все поели-попили и орехами угостились, было на дворе темно. И хотя до Темнолесья от Залужья и двух верст не наберется, однако довольный сваток запряг кобылу и сам повез его домой, доставив быстро и благополучно вместе с ботинками.
Вот так-то и произошел переворот в мыслях.
И когда сват, напившись у них чаю (нашлась и бутылка), перецеловавшись со всеми, а наиприятнейше с самим Лявоном, поехал себе на своей кобыле к себе домой,— тогда извечный слепой поток людской жизни потек дальше проторенным руслом...
Перво-наперво наш Лявон, повинуясь велению неведомой силы, достал из ящичка крахмальный воротничок и пододел его под ворот рубахи.
— Видать, наш Лявон сегодня гулять собрался: хомутик нацепил,— весело сказал Лавринька, приглядываясь к подвыпившему брату.
Лявон рассмеялся.
Тогда мальчик запрыгал на одной ноге, распевая насмешливым, но радостным голосом: «Хомутик! Хомутик! Хомутик!»
— Лавринька, ты ошибаешься,— сказал веселый Лявон,— белый воротничок есть признак цивилизации... только дикарю он кажется хомутиком.
— Ну, ладно, ладно! Побудь сегодня паном,— разрешил ему снисходительно Лавринька.
Потом зашел к ним в хату сын коваля из Соловьиных Мошков, зашел мимоходом, слегка навеселе, но по делу. Старый Задума передавал его отцу через людей, что будет править топор и менять коню подкову,— так еще думают или раздумали, а если нет, то когда — в пятницу или субботу?
Ковалев сын был с гармонью. За ним, вернее говоря, за той гармонью, прошмыгнули двое мальчишек, которые ждали, что он заиграет. Следом за ними тут же пришли две бабы и еще тетка посидеть с матерью — и уселись на полати. За бабами явились две молодухи, два взрослых парня и одна девка — только глянуть, потому что думали (с улицы им так показалось), что сегодня здесь гуляют. Пока же они разбирались в своей ошибке да шутили с ковалевым сыном, упрашивая его поиграть сегодня там, где соберутся на гулянку,— нагрянули к Задумам, ну прямо как по чьему-то заказу, всем кагалом, хлопцы и девки, а после и старики и детвора... Набилось — полным-полна хата.