— Детка, так нельзя. Ты ставишь Коннора в неудобное положение.
— Всё в порядке, мэм. Ни о каких неудобствах нет и речи, я…
— Прошу прощения за эту сцену, — вмешался отец и жестом пригласил гостя пойти за ним. — Поговорим с глазу на глаз, если вы не против? — Затем обернулся к жене: — Бетти, поставь, для гостя кофе. И у нас ещё осталось немного праздничного торта.
— Благодарю, в этом нет необходимости. — Коннор виновато улыбнулся хозяевам дома и бросил в сторону Марии обеспокоенный, извиняющийся взгляд.
«Пожалуйста», — беззвучно проговорила ему девочка одними лишь губами.
Коннор отвернулся и прошёл вслед за её отцом в маленькую столовую. Он всё сделал правильно, но отчего-то чувствовал себя предателем.
Мария капризно плюхнулась на диван в гостиной, обложила себя декоративными подушками и притихла. Ей не удалось разобрать, о чём говорили отец с гостем, но она чутко вслушивалась в речной плеск успокаивающего голоса своего ангела и вскоре крепко уснула.
Спустя неделю он снова вёл её домой. Можно было бы назвать это забавным совпадением, но повода для веселья не было…
Хэнк ранние подъёмы не любил, Коннор это прекрасно знал; андроидам по утрам и будильник не нужен, чтобы без лишних компромиссов со временем и совестью начать новый день. Вчера вечером у Сумо закончился корм, и морить пса голодом он не собирался. Поднялся в семь утра, заправил диван в гостиной и заранее приготовил на завтрак для Хэнка яичницу с беконом. Коннор напрямую не говорил своему другу, что решил взять под контроль его здоровье, иначе рискнул бы нарваться на ураган протестов «не лезть нахрен со своей заботой». Поэтому он без лишних слов обязал себя готовкой домашней пищи, не позволяя Андерсону лишний раз заказывать в службах доставки калорийные «бомбы», которые добивали и без того посаженную алкоголем печень.
Сумо сел рядом с пустой миской и грустно, с трогательной ненавязчивостью, как старичок, поглядывал на Коннора: дескать, я всё понимаю и не злюсь, но было бы славно сейчас набить брюхо.
— Я ненадолго, дружок, — с утешением произнёс Коннор и потрепал пса за ухом, затем направился в коридор, быстро облачился в верхнюю одежду и вышел на улицу.
В воздухе чувствовался ароматный морозец наступающей на пятки зимы, пожухлые замерзшие листья хрустели под подошвами ботинок. По безлюдным улицам изредка сновали такси и одинокие прохожие. Коннора очаровывала эта ранняя тишь и бледное, словно каждый день прощающееся, осеннее солнце, что едва касалось земли и уже почти не грело. Впереди показалась знакомая детская фигурка: стояла в чёрном платьице и безразмерном кардигане, в домашних тапочках, обхватив себя за плечи и уставившись в вышину.
Мария Эванс, дата рождения: 15 июля 2031 года — моментально просканировал ребёнка Коннор.
Он знал, почему она в чёрном и почему грустит. Несколько дней назад это было в новостях: андроид убил постороннего человека не на почве ненависти и видовой дискриминации. Бет Эванс стала случайной жертвой в перестрелке между полицией и андроидом, похитившим из магазина набор биокомпонентов. После мирной революции Маркуса и предоставления гражданских прав андроидам, «Киберлайф» не намеревалась обанкротиться и перезапустила производственный процесс, сделав приоритетом выпуск тириума и внутренних органов для замены в случае поломки. Одной из самых востребованных линеек стали различные продвинутые модификации, делающие структуру органов более приближенной к человеческой: невзирая на то, что по сути эти разработки делали андроидов более уязвимыми физически, они пользовались невероятным спросом. Андроиды мечтали быть «настоящими людьми», со всеми вытекающими последствиями, и бизнес не преминул этим воспользоваться. Цены на продукцию стали неприлично высоки: это была та плата за свободу, с которой приходилось считаться. Люди по-прежнему были хозяевами ресурсов и производства, они не собирались облегчать путь к преимуществу над собой для новой расы. Даже став свободными, многие андроиды остались либо у прежних владельцев «рабами с зарплатой», либо не у дел — безработными, которым ряд фирм отказывал в трудоустройстве без объективных причин. Последнее стало толчком роста криминальной деятельности: кражи биокомпонентов малоимущими андроидами стали обычным делом.
Коннор дотронулся до виска, проверяя, прикрыт ли шапкой диод. Вряд ли девочке нужно знать, что он андроид, учитывая то, какие болезненные чувства она могла переживать. Медленно подошёл — она даже головы в его сторону не повернула, лишь дрожала и смотрела ввысь сухими глазами, казавшимися чересчур большими на бледном измождённом лице. Солнце скрылось за невесть откуда приплывшими хмурыми тучами, и, плавно кружась на безветрии, с неба посыпались хлопья первого снега.
— Доброе утро, Мари, — произнёс он, чуть склонил голову набок. Девочка не отозвалась, наблюдая за парящими холодными пушинками. — Ты здесь одна?
Мария с безразличием подалась вперёд и поймала ртом снежинку.
— Это я, Коннор, помнишь неделю назад…
— Агась, — бесцветно ответила она.
— Я видел новости… о твоей маме. Мне очень жаль.
— Мне почему-то кажется, что мама просто в гости ушла и ещё не вернулась. Здесь её школьная подруга живёт, миссис Уилкс. — Она кивнула на дом, что стоял за оградой. — Она частенько у неё допоздна сидела. Может, если я подольше здесь побуду, она выйдет, и мы вместе пойдём домой?
Мария посмотрела на него с упрямым отчаянием, но на её лице не было никакой надежды: она понимала, что её ожидания напрасны. Это осознание выстрелило Коннору в висок.
— Я опять из дома удрала. Там так душно и гадко. Родственники с папой сейчас, наверное, уже уехали на кладбище. Не хочу туда. Не хочу прощаться. Хочу, чтобы всё было как раньше… Там в гробу будто и не мама лежит, а кукла с резиновым лицом. — Казалось, что по её щеке должна была скатиться слеза, но глаза Марии по-прежнему были сухими, словно она выплакала все слёзы. — Кукла убила маму, — тихо, но с отчётливой злобой произнесла она.
— Ты ненавидишь того андроида, который это сделал?
Мария не ответила, боясь произнести это вслух, лишь её дыхание участилось и стало громче. Коннор опустился подле неё на одно колено, чтобы она могла видеть его лицо наравне со своим.
— Никто не должен в твоём возрасте испытывать то, что сейчас испытываешь ты. Даже не могу себе представить, каково это. Но знаешь, я верю, что ты будешь сильной, даже если тебе будет казаться, что это не так и ты едва держишься. — Он внимательно изучал мельчайшие перемены в её настроении и всё надеялся уловить хоть крупицу облегчения. — Не знаю, увидимся ли мы ещё когда-нибудь, но, надеюсь, что мне всё-таки удастся увидеть и то, как ты улыбаешься.
Лёд в её чертах треснул, и на губах заиграла невыносимо печальная улыбка, глаза наполнились влагой. Мария дёрнулась с места и со всей силы обняла его. Снежная пыль покрыла всю её лохматую голову, осела на вороте кардигана и на ворсистых тапках. Вдруг она резко отстранилась, упёршись ладонями ему в плечи:
— А куда ты шёл? А можно с тобой? — роняя слёзы и гнусавя, промямлила она, утерев хлюпающий нос.
— Ты заболеешь в тапочках по такому холоду.
— Ну, можно мне с тобой? — протяжно выла Мари. — А потом сразу домой, честно-честно!
— Ладно, — сдался Коннор, хоть и понимал, что затея не самая лучшая, но в данный момент это было единственным утешением для неё, — только пообещай мне, что больше не станешь убегать из дома раздетой и заставлять родных беспокоиться из-за этого?
— Обещаю.
Он согласно кивнул ей.
Пока Мария радостно носилась вдоль стеллажей в зоомагазине, вызывая умилительную улыбку у пожилой кассирши, Коннора не единожды посещали мысли купить что-то для неё в кондитерской на обратной дороге, но нежелание поселить в её голове доверие к незнакомому «доброму дяде с конфеткой», которое однажды могло бы сыграть с ней злую шутку, отговорило его.
— Какая чудесная доча у вас! — восхитилась старуха, приложив руки к груди.
Коннор неловко улыбнулся на произнесённую реплику. «Ни у кого из таких, как я, не может быть по-настоящему своих детей», — нули и единицы сложили в его сознании непрошеную печаль. Он взглянул на свою спутницу, что застыла у крутящейся стойки с игрушками для кошек и гладила щёку хвостиком какого-то пушистого уродца, напоминающего мышь. «Бедный Сумо, наверное, уже совсем сник, пока я развожу по домам сбегающих детей, вместо того, чтобы наконец-то покормить его», — злился он на себя, но понимал, что не мог поступить иначе.