Комментарий к Часть VIII
* ЦНС¹ — сокр. Центральная нервная система. Основная часть нервной системы животных и человека. Главная и специфическая функция ЦНС — осуществление простых и сложных рефлексов.
* I Am Machine² — композиция канадской рок-группы Three Days Grace из альбома «Human» 2015-го года выпуска. Перевод песни взят отсюда: https://www.amalgama-lab.com/songs/t/three_days_grace/i_am_machine.html
Пост к главе: https://vk.com/wall-24123540_3526
Группа автора: https://vk.com/public24123540
========== Часть IX ==========
Коннор считал это лето лучшим из всех, что пока привелось пережить. Ему не грозила тоска по Мари, оставшейся в этот раз дома, но он чувствовал, что даже её отъезд не нанёс бы столь существенного урона его душевному равновесию, как в былые времена. Теперь он не изводил себя ожиданием встречи, если вдруг Мари говорила, что проведёт время со школьными друзьями. Вместо этого брал на прогулку Хэнка или заглядывал к Майклу Грейсу. Он воспринимал своё спокойствие как новый этап близости и доверия между ними. Вместе с тем в нём крепла уверенность насчёт принятого в мае решения, и оставалось только дождаться подходящего момента, чтобы обсудить детали с Майклом. Коннор намеренно отодвинул запланированный разговор, чтобы насладиться последними безмятежными днями вместе с Мари. Трансформация чувств к ней как будто сделала конечную цель яснее, придала грядущим изменениям больше смысла и в целом заставила глубже задуматься о будущем. Об их общем будущем. Несмотря на то, что Коннор старался рассуждать на этот счёт как можно более трезво и приземлённо, что-то подсказывало, что прояви он однажды инициативу — Мари не отказала бы ему. Он не мог не замечать, как с недавних пор её пульс учащался в его присутствии, кожа становилась горячее, а прикосновения дольше. У машины есть несправедливое преимущество сканировать человеческие реакции. «Так нечестно и подло, прекращай анализировать её! Всё, вот теперь точно последний раз», — клялся он себе снова и снова, когда намеренно сокращал между ними расстояние, брал её за руку, целовал с нежностью в щёку на прощание, льнул к её шее во время объятий. Тело Мари отвечало лёгкой дрожью, голос становился вкрадчивым, дыхание интенсивным. Коннор не хотел обманываться и делать преждевременные выводы, но уверенность в возможности счастья придавала силы.
Мари было страшно. Сомнения мешали ей наслаждаться близостью с лучшим другом. С одной стороны, влюбиться в того, с кем комфортно быть собой, являлось приятной перспективой: она не нервничала, если выглядит неидеально, если они долго молчат или говорят о пустяках, потому что эти этапы отношений давно были пройдены и сделали их друг другу родными. С другой стороны, это же являлось проблемой, как и то, что Мари переживала из-за разницы в возрасте. К тому же пресловутый страх быть отвергнутой резал ножом её «чувство-совершенство», в котором прежде не было подобных условностей. На мгновения её страхи растворялись в приглушённом свете ламп гостиной дома Андерсонов, когда они смотрели кино или читали друг другу вслух. Когда брели вдвоём по тёплым ночным кварталам, болтая обо всём на свете, неуверенность таяла в пропахшем нагретой листвой воздухе.
Ночные прогулки по центру особенно полюбились им в это лето. Бессонный Детройт был выстлан неоновыми дорожками света, наполнен весёлым гамом, подвыпившими горожанами, перемещавшимися от одного бара к другому, и автомобильными гудками. Четырнадцатого августа Коннор обычно отмечал день рождения: это была дата его активации в 2038-м году, накануне первого дела. Мари уговорила его устроить себе праздник после тяжёлого дня, и они отправились открывать новые маршруты по ночному мегаполису.
Прожекторы пронзали небесную тьму, по эстакадам неслись автомобили, задорно подмигивая фарами, над крышами сонно плавали полицейские дроны, а вдалеке, между футуристическим стеклянным небоскрёбом и бизнес-центром в стиле необрутализма¹{?}[направление (стиль) в архитектуре периода 1950-х — 1970-х годов, одна из ветвей послевоенного архитектурного модернизма. Некоторые признаки стиля: интерес к локальному цвету и остро-выразительным фактурам; функциональность; урбанистичность; подчёркнутая массивность форм в сочетании со сложными композиционными решениями; преобладающий строительный материал — железобетон.] пролетал дирижабль, корпус которого был полностью облицован рекламным экраном, витрины и вывески горели разноцветной подсветкой, стены клубов едва удерживали рёв танцевальной музыки. Неумолимый прогресс, стремящийся в небесную высь: центр был так не похож на спящие, старомодные окраины. Коннор чувствовал себя влюблённым в каждое движение Мари: вот она убрала за ухо лезущую в глаза прядь, выхваченная из темноты фиолетово-зелёным лучом прожектора и объятая ветерком, или схватилась обеими руками за железную балюстраду набережной, вытянувшись, как струна; вот она смеётся своим заразительным смехом, обводя пальцами завитки чокера на шее, или запрокидывает голову глядя на серебристо-жёлтую луну. Он ощутил себя вправе заковать её в кольцо нетерпеливых, трепетных объятий и почувствовал, как Мари мягко вцепилась в его пряди на затылке и принялась с пылом пропускать их меж пальцев. Она тихонько засмеялась, желая избавиться от неудобного жара, от электричества в воздухе, от онемения в ногах. Мари понятия не имела, что, как и она, Коннор пытался максимально задействовать все доступные системы охлаждения под пластиковым корпусом, чтобы избежать перегрева, ведь программа социальных отношений настойчиво оповещала его, что это удачнейший момент для поцелуя.
«Могу ли я позволить себе такую беспечность? Слишком рано и слишком не вовремя. Может, я ошибаюсь, но чувствую, что так будет правильно, — Коннор припал к её лбу своим, и его руки соскользнули с её талии. Из груди Мари вырвался неприкрытый вздох разочарования. — Она тоже понимает это».
— Спасибо, что уговорила меня не отсиживаться сегодня дома. — Он продолжил помогать себе и ей сбавлять обороты.
— Я обещала этим летом с тобой не расставаться, так что никому не позволю испортить мои грандиозные планы. Даже твоей работе. — Мари дурашливо вздёрнула подбородок, не отрывая взгляда от Коннора.
— Жаль, что скоро уже рассветёт… К дому?
— К дому. Уверена, ты из последних сил держишься, чтобы не заснуть где-нибудь на первой попавшейся скамейке.
— Я не устал.
— Ага, заливай больше! Весь день на работе торчал и полночи шастаешь тут со мной. Не устал он, — достала телефон. — Я вызову такси.
Четверть часа в дороге до дома Мари продремала на плече Коннора, укрытая одеялом полосок ночных огней. Водитель, пожилой мексиканец, тихо подпевал шуршащему радио: незнакомый Коннору хит родом из далёкого 2000-го года. Свет фонарей размывался и сливался в разноцветные дорожки, шорох колёс убаюкивал. Коннору казалось, будто они с Мари вне времени и пространства, несутся в упоительной тьме. Необыкновенное умиротворяющее чувство единения, словно его электронно-пластиковый и её, живой и телесный, миры навечно соединились в нечто прекрасное. Неделимое. Он бережно заключил в ладони её обмякшую кисть.
Когда такси довезло пассажиров до дома на Мичиган-драйв и унеслось прочь в темноту, Мари устало и очарованно взглянула на Коннора, взяла его за руку и потянула за собой влево, в сторону решётчатого забора, за которым находилась маленькая пристань для катеров. Там, на краю деревянного пирса, они частенько вели праздные разговоры и делились сокровенным. Но в этот раз приглушённый топот по деревянным доскам чудился Коннору необыкновенным, не таким как всегда. Из-за недавних дождей вода поднялась высоко, и Мари сняла обувь, чтобы опустить в прохладу ноги. Коннор последовал её примеру. Они сели, тесно прижавшись друг к другу, и поглядели на высоко поднявшуюся в чёрном небе луну, обливающую сиянием пристань и водную гладь.