Мари в ответ состроила гримасу и высунула язык, сложив руки на груди.
— Я всего-то хотела сказать, что технологии шагнули так далеко и теперь определяют нашу жизнь гораздо сильнее, чем в начале века. Вот сколько лет Сумо, а? — Кристина кивнула в сторону кухни, куда только что свернул из коридора пёс. — Да он наш с тобой ровесник уже, а выглядит весьма неплохо для столь почтенного возраста. Знаешь, раньше сенбернары жили в среднем лет одиннадцать. Но потом случился 2029-й год и большой научный бум в селекции, медицине, нейробиологии и биоинженерии. Я уж не говорю о нейропротезах! По итогу мы имеем возможность жить рядом с домашними питомцами лет на десять дольше, чем им было положено изначально. Да что уж там — и люди стали дольше жить здоровыми и молодыми благодаря науке! — Крис принялась эмоционально жестикулировать. — Мы неизбежно движемся в сторону постоянной выборки: мы корректируем возможность хронических болезней зародыша в утробе матери, мы оставляем престижные и ответственные должности лишь самым квалифицированным, и, конечно, мы выбираем себе партнёров с удобными качествами и идеальной внешностью.
— Ты вроде говоришь так складно и правильно, но у меня мороз по коже. Всё внутри противится этой неестественности. И дело не в том, что я переживаю из-за падения какой-нибудь рождаемости: мне нет дела до того, как кто-то распоряжается собственным телом, да и люди могут изничтожить себя сотней других способов… Просто лично я не хотела бы эмоционально вкладываться в машину, в пустышку, в кусок пластмассы, не способный на подлинную человеческую нежность. — Рука Мари нашла руку Коннора и переплелась дрожащими пальцами с его — пластмассовыми, наполненными подлинной человеческой нежностью. — Я бы так не смогла. Никогда не смогла бы полюбить машину.
— Так уж и никогда? — насмешливо вздёрнув подбородок, вдруг спросил Коннор и крепче сжал её руку.
— А что, думаешь как-то иначе? Ты ведь меня знаешь.
— Да, знаю. — Он чуть сощурился, продолжая изучать самоуверенность в её чертах. — И я думаю, тебе свойственны поспешность и категоричность. Я думаю, что однажды ты саму себя удивишь. Особенно, если твои убеждения столкнутся с сантиментами.
— Уж это мне точно не грозит!
Приблизилась к нему, и её лицо замерло в сантиметре от его лица. Обожаемая Коннором шкодливая улыбочка заиграла на губах Мари, и он на автомате прикоснулся к ним кончиками пальцев, но тут же одёрнул себя, вспомнив, что рядом сидит Кристина.
— Я, кстати, солидарна с ним. — Крис кивнула в сторону Коннора и командно стукнулась кулачком с его кулаком. — И ты можешь воротить нос, но мы бы сейчас были в глубокой жопе, если бы наши девианты не пришли к соглашению с андроидами от российской стороны. Понимаешь, эгоизм мешает людям принимать взвешенные решения для блага всего человечества. Уоррен могла бы до конца столетия мериться гениталиями с Ивановым на фоне ядерных взрывов, но вместо этого мы имеем мирное урегулирование конфликта и множество позитивных решений, которые были выдвинуты андроидами-политиками. Жаль, что их до сих пор не берут на особо значимые посты, а процентное соотношение машин и людей в политике не превышает двадцать пять к семидесяти пяти.
— Насчёт политики полностью с тобой согласна, Крис. Я не говорю, что андроиды не нужны обществу, просто их участие абсолютно во всех сферах нашей жизни вышло за любые мыслимые пределы. Может быть, конечно, я рассуждаю регрессивными категориями какими-то, не знаю… — Мари повернула голову в сторону распахнутого окна и вдохнула полной грудью запах тёплой листвы и асфальта. — Наверное, для меня не совсем понятна вся эта технофилия и фетиши на механизированные протезы.
— Вообрази себе идеально выточенную человеческую руку — само совершенство, — нараспев проговаривала Кристина, делая мелкие глотки лимонада. — Вообрази, какие удовольствия эта вершина науки способна подарить! — Она смущённо захихикала.
Мари прикрыла веки, сосредоточилась на пальцах Коннора, которые она всё ещё сжимала в своих, и представила, как текучая кожа оголяет под собой молочно-белый пластик с металлическими суставными соединениями. Эти пальцы были по-прежнему знакомыми и желанными — само совершенство, гениальное творение искусственной природы. Рука Коннора с сиплым механическим скрипом обхватила колено Мари и бесцеремонно начала стремиться вверх, под полы рубашки, раздвигая дрожащие бёдра. Прохладный пластик медленно и дразняще касался горячей плоти, со сладостной неторопливостью проникал внутрь. Щёки мгновенно залило краской, в голове застучала кровь, и Мари резко мотнула головой, испугавшись собственных противоречивых фантазий: «Какой ужас! Нет, нет, конечно, я этого никогда в самом деле не захотела бы. Да и мой Коннор никакая не бездушная пластмасска для траха».
— Фу, гадость, — хрипло пробормотала Мари, скорее убеждая в этом саму себя. Но от внимания Коннора не ускользнули ни её участившиеся пульс и дыхание, ни возросшая температура тела, ни дрожь в голосе. Ему отчаянно захотелось проникнуть в её голову и увидеть мысли, которых она так стыдилась.
***
— Этот момент однажды должен был настать, — без удивления ответил Майкл, открыв себе бутылку тёмного пива.
— Ты знал это с самого начала. Знал, что я говорил о себе, когда заострил внимание на практическом применении. — Коннор заметил в друге нарастающее напряжение. Майкл с некоторой нервозностью делал глотки и озадаченно поднимал со лба чёлку. — Мы оформим этот договор юридически: я полностью сниму с тебя ответственность за любые негативные последствия, даже те, что могут повлечь моё отключение. Жизнь машины ничего не стоит, никаких проблем не будет.
— Да блядь! — на выдохе отпустил Майкл. — Наши образцы пока далеки от совершенства и не тестировались на роботах. Я бы не посмел отговаривать тебя, если бы это было безопаснее, чем на данном этапе.
— Мы можем копаться с улучшениями хоть целую вечность, Майк, но так и не узнаем, насколько рабочие наши импланты и протезы, пока не приступим к настоящим тестам. И нет, мне не страшно. Нет, я не буду сожалеть. Ни о кусочке пластмассового дерьма, которым покрыто моё бесчувственное тело. Ни о реконструкции мест преступлений, ни о сканировании чего бы то ни было. Плевать я хотел на всё, что связано с моим искусственным нутром. Я хочу быть живым! По-настоящему живым. Я хочу, чтобы в моих жилах текла красная кровь, совсем как у…
Замолчал и сник, прикрыв ладонью рот. Уничтоженный и раздавленный самим же собой. Майкл пришёл в ужас от такой безжалостности к собственной природе.
— Скажи, пожалуйста, что внушило тебе столь разрушительную ненависть к себе? Это ведь не вчера и не позавчера случилось. Ты и на этот эксперимент подписался лишь из ненависти.
— Не из одной лишь ненависти…
— Что-то я сомневаюсь.
— Хотел бы я поговорить с твоим Дереком о том, что чувствую. Он бы понял.
— Дерек размозжил себе голову. И тебе, небось, посоветовал бы то же самое. — Глаза Майкла увлажнились, и лишь внутренние усилия не позволили ему пустить слёзы. — Не превращай свои стремления в одержимость, ничем хорошим это не кончится. А человек, ради которого ты пошёл на это, будет страдать и винить себя в случившемся.
— Каковы бы ни были причины, прошу, не удерживай меня.
— Не стану. Не для того столько работал… Но, пожалуйста, пересмотри свои приоритеты и отношение к ситуации. Слепое желание идти напролом может дорого тебе обойтись. И ей тоже.
— Ей? — Коннор свёл к переносице брови и уставился на Майкла в замешательстве.
— Но не ради же Хэнка, который и так принимает тебя тем, кто ты есть, всё это затевалось? — поддразнил он и тихо хмыкнул.
— Нет, не из-за Хэнка. — Коннор опустил взгляд в пол. — Мари… с ней никогда не было просто. Только ложь и гарантировала наш идеальный фасад, а за этим фасадом… чёрт, там годы невысказанного, свалка из самых разных чувств — одно непонятнее другого. И если часть из них поддаётся рассудочному пониманию, то всё телесное — за пределами моего понимания. И венчает это «великолепие» её презрение к машинам, которое она с детства культивировала в себе, особенно после смерти матери. Ни дня не проходит, чтобы меня не растаскивало на ошмётки её всепоглощающее «люблю» и страх, что она потребует его назад, как только узнает правду. Я столько лет обманываю её, и этому просто нет конца. Как же мне хочется освободиться от этого. Просто стать человеком. Быть достойным её любви.