— Весьма сентиментально. Но вообще это полезная придумка.
— Я дам тебе её почитать, — с толикой застенчивости произнёс Коннор. — Хочу, чтобы ты знал, какие фрагменты памяти сохранить важнее всего.
— Сделаю всё, что смогу. Обещаю.
— Это будет странно — не помнить каждой секунды, каждого слова и жеста… Человеческая память довольно ограниченная. — Помимо сухой констатации, с какой он прежде говорил о подобных вещах, в его голосе вдруг послышался намёк на сарказм.
— Хах, да если б люди помнили вообще всё — крыша поехала нахрен!.. Это ведь защитный механизм психики. — Майкл обработал инструменты и убрал в ящики. — Я чуть ли не каждый день дорабатываю пробный образец мозга, чтобы минимизировать потерю данных при переносе. Кстати, твои записи мне пригодятся: когда начнём составлять карту твоего мозга, я отмечу наиболее важные участки. На основе этой карты распечатаем органические пластины и соединим их в целостный орган. Преобразование информации, которую пустим по нейронам, будет самой сложной задачей. Тут надо «ювелиром» действовать.
Коннор прошёлся до единственного окна в помещении и открыл его, тут же втянув мокрую холодную свежесть улицы. Перед взором предстали серые и унылые заброшенные постройки 90-х годов. Ржавые железные двери складских помещений, битые окна под кровлей: наверняка в каком-нибудь из этих зданий бродяги устраивают ночлежки.
На телефон, оставленный в кармане пальто, поступило сообщение. Коннор дистанционно подключился к аппарату и увидел, что оно было от Мари, но остановил себя и прошёлся в другой конец комнаты, чтобы прочесть вручную. Он постепенно приучал себя к более «отсталым способам взаимодействия с миром»: развитие этих привычек казалось ему целесообразным.
«Сегодня мне снилось, как мы с тобой шли вместе в лавку Эда за книгами, а на тебе было то новое пальто с высоким воротником, которое мне так нравится! Мы давно не читали друг другу. Кстати, хороший способ навязаться в гости, не находишь? Я так соскучилась! Меня уже тошнит от учебников! А ещё я соскучилась. И да, забыла ещё кое-что: я соскучилась!!!»
Коннор не мог перестать перечитывать сообщение снова и снова, воображая, как Мари произносила каждое слово упрашивающим шутливо-капризным голоском, каким обычно начинала скулить от безысходности. В своих мыслях он был прежним — её безупречным и сильным ангелом; они вновь играли в глупые ужастики на приставке, гуляли по вечернему городу, вели долгие сокровенные разговоры в спальне Мари, а ещё она смешила его, кривляясь под старую музыку или рассказывая какую-нибудь нелепую историю про школьных друзей. Вот бы его страдания скорее закончились и всё снова стало как прежде. Даже лучше, чем прежде. Когда-нибудь он прикоснётся к ней, и его тело наконец-то ответит трепетом. Он поцелует её — и это будет приятно и ничтожно мало.
— Майк, — вновь заговорил Коннор, обернулся и посмотрел с задумчивой улыбкой, — расскажи мне, каково это — желать? Я говорю про секс, если что, — энергичным тоном пояснил он и приблизился к другу.
— Нихера у тебя настроение скачет, как у беременных, — отшутился тот, сложив руки на груди.
— Ты можешь не отвечать, я пойму.
— С чего бы?
— Зачастую для людей секс — табуированная, «грязная» тема. Может, ты не в настроении для таких бесед. — Коннор сел обратно на кушетку и с детским жадным любопытством уставился в одну точку, как бы заглядывая вглубь себя самого. — Просто я очень много… читал, — с иронией выделил последнее слово, — и описания эротического желания во многом были похожи друг на друга, затасканны или чересчур осторожны. Они не давали ответов на мои вопросы. Возможно, я мало читал… — Он вновь рассмеялся, осознавая в этом бессильном смехе всю ничтожность своего чувственного опыта. — Правда, некоторые ответы казались чересчур наполненными исключительно похотью и не…
— Ну, дак чистая похоть — это в общем-то один из видов желания. Знаешь, это чувство очень разное. Оно может зависеть от ситуации, от возраста или от человека, к которому его испытываешь. В юности я вообще загонялся, что у меня извращенские наклонности. Но с годами начал понимать, что само по себе желание нейтральное, оно не плохое и не хорошее — просто есть. Некоторые непристойные мысли можно даже вообще не хотеть претворять в жизнь, они лишь стимуляция мозга, и всё.
— Не уверен, что буду стыдиться своих желаний. У взрослых моделей андроидов ведь не было детства, из которого приходят комплексы и нужда в компенсации ранних психологических травм.
— Вообще тут готов поспорить. Смотря, что тебе в башку в итоге взбредёт! — Майк рассмеялся. — Как-нибудь словишь стояк от мысли, что жёстко трахаешь свою драгоценную Мари, поливая её при этом пошлыми словечками, так потом начнёшь себя гнобить за то, что, о боже, в мыслях отнёсся к ней «без уважения» и «как к вещи».
— Я так понимаю, понятие «жёстко трахать» весьма обширное… — Коннор прикрыл глаза и неловко нахмурился. — Зная себя, вряд ли завёлся бы от мысли о насилии, например.
— Ты пока вообще не можешь знать, от чего завёлся бы. Может, и от этого тоже… В смысле не по-настоящему, а в качестве игры или просто сиюминутной фантазии, которая лишь зеркало животного порыва обладать.
— Ты прав, не знаю. Просто понимаю механизмы человеческой природы.
— И я всё-таки отвечу конкретнее на твой вопрос, но отвечу, естественно, исключительно по субъективному опыту. — в голосе Майкла исчезли маскулинный задор и насмешливость. — Я как-то искал одноразового перепихона и в клубе подцепил девчонку: она была офигенной, очень горячая! Я не желал знать, сколько у неё было партнёров до меня (пожалуй, даже чем больше, тем лучше), какие у неё политические и религиозные убеждения, любит она Кафку или Толстого, я лишь хотел касаться её тела, поскорее войти в неё, понаблюдать в самых неизящных сочных ракурсах. Стояк был чуть не до боли, и мы в итоге быстро кончили оба. Но после мне хотелось валить оттуда со всех ног. — Его взгляд тоже зацепился за гряду старых построек в окне. — А ещё я хорошо помню, как желал ту, с которой у меня были первые серьёзные отношения: приехал встретить после работы, а её офис располагался на семидесятом этаже; мы спускались вниз на лифте, и я любовался отсветами на её лице, шее, руках, воображая, как похожий свет будет плясать на её обнажённой коже в спальне. Я был готов ждать сколько угодно, и пальцы на ногах поджимались, а возбуждение кололо чуть не в позвоночнике. И вроде моё тело реагировало так же, как и всегда, но я всё равно чувствовал это иначе… Я когда её брал (мне очень нравилось в своей голове это вот осознание, что я её именно «взял» — победил, завоевал, овладел), то чуть ли не дух из неё хотел вышибить, а сам всё усмирял толчки, лишь бы не навредить. Странный сплав эмоций… Блядь, сейчас бы пивка! — нервно усмехнулся. — Давно такого уже не было. Всё очень головное какое-то стало, подконтрольное.
— Нейромедиаторов не хватает, — с простодушной улыбкой отпустил Коннор.
— Другого ответа я от тебя и не ждал, хоть ты и прав.
— Я имел в виду, что ты давно никого не любил. Ментальная связь ведь усиливает удовольствие.
В глазах друга Майк уловил сострадание, размягчение и крайнюю степень вовлечённости. Но в них была и печаль, что давно стала неотъемлемым спутником Коннора.
— Не думаю, что ты потерял вкус к жизни. Просто не привязался ни к кому снова.
— Да вроде так… Хах, ладно, мы тут всё-таки предметный разговор ведём, а не моё нытьё перетираем.
— Одно другому не мешает. Меня не тяготит твоё «нытьё»: сам же тебя своим донимаю. И вообще-то я бы слушал и слушал, как ты говоришь о той девушке, которую любил. Если, конечно, ты хочешь и дальше об этом говорить. Эта часть рассказа была наиболее приближенной к тому, что я хотел узнать.