― Да я не…
― Всем, кого увалил, это втирал? Знаешь, ты, конечно, обалденный и мы чудесно потрахались, но я не собираюсь встречаться с тобой.
― О… Да? Что ж, тогда это отличная новость. Извини тогда за этот цирк, мне теперь даже как-то стрёмно…
― Не парься. ― Она отбросила одеяло и торопливо начала одеваться. ― Вообще, я бы повторила ещё как-нибудь разок ― без обязательств, естественно. Можно и не разок, но это уже на твоё усмотрение, мне без разницы. Ты как смотришь?
― В целом положительно. ― Марсель чувствовал себя несколько странно, но заметно ободрился. ― И раз уж ты так легко смотришь на это, можем иногда заниматься сексом на постоянной основе.
― Да у нас почти отношения будут, ты смотри-ка! ― сыронизировала Мари, скрывшись в ванной.
― Ты классная! ― крикнул он ей вдогонку. ― И я рад, что мы поняли друг друга.
***
Год выдался насыщенный и сложный: отъезд Мари, неожиданное потепление в отношениях с Гэвином, новые внутренние открытия и привычки, непрерывное истязание себя учёбой. Машиной Коннор обычно получал исчерпывающую информацию о предметах или явлениях и перенёс эту привычку в свою человеческую жизнь. Вот только информацию необходимо было добывать с некоторым усердием, и хорошо бы в проверенных источниках. Не рассчитав душевных и физических сил, в какой-то момент Коннор свалился с апатией на своём диване и ничего больше не хотел. Прокрастинация украла у него целый месяц, в котором не было ничего, кроме работы и огромного количества сериалов под вредную еду. «А я говорил, что не вывезешь, ― заметил как-то Хэнк, но в его голосе не было упрёка. ― Ничего, справишься. Тебе сейчас нужно это впустую потраченное время, чтобы крыша не слетела. Только если совсем затянется, боюсь, без мозгоправа никак. Я сам, конечно, подобному совету никогда не следовал, потому что я старый тупица, но в тебе гораздо больше здравого смысла и ума: ты не станешь игнорировать чужое беспокойство о тебе». Коннор лишь безучастно кивнул в ответ, не отводя взгляда от экрана телевизора и поглаживая холку лежащего подле дивана Сумо.
Этот период закончился сам себе и преподал незаменимый урок ― необходимо беречь себя. Человеческие «детальки» не так-то просто починить и заменить.
Когда мимо него промчалось восемнадцатилетие Мари и наступила новая осень, Коннор позволил себе мысленно остановиться и оглянуться назад, осознать, сколь длинный путь он преодолел. И сколько ещё предстоит…
После громких и шумных церемоний, наконец-то можно было отпраздновать повышение Хэнка в маленькой, уютной компании. Фаулер решил отправиться на пенсию, со спокойной душой передав свой пост Андерсону. Новоиспечённый капитан собрал после работы в «баре Джимми» несколько близких друзей.
― Я не знаю, сколько моё капитанство теперь продлится. Может, два года, может, чуть больше… Скажу одно: в юности я и подумать не мог, что настоящая жизнь у меня после полтинника начнётся! ― с задумчивой радостью изрёк Хэнк, сделав большой глоток пива.
― Я тебе больше скажу, ― подхватил Рид, чуть подавшись вперёд: ― двенадцать лет назад, пробивая брюхо твоему сынку, один хрен не рассчитывал, что когда-нибудь стану с ним приятельствовать. Или радоваться твоему повышению… Я вас обоих терпеть не мог. Нет, вы и сейчас меня иногда бесите, два спесивых мудилы ― старый и молодой, но только иногда.
― Стоит сказать, что спесивый мудила среднего возраста нас тоже иногда бесит, ― с усмешкой добавил Коннор и осушил стакан бурбона: с того памятного вечера в «Красном Кадиллаке» он ему особенно полюбился.
― Пожалуй, справедливое замечание. ― Гэвин захохотал, почёсывая отросшую щетину на подбородке. — Эй, вундеркинд! — обратился он к уткнувшемуся в телефон Майклу Грейсу. — Чего молчишь весь вечер?
— Дела надо кое-какие доделать.
— У меня появилось нестерпимое желание обмакнуть твой сраный девайс в кружку с пивом: может, хоть тогда подключишься к разговору.
— Понимаю, было бы лучше, если б вместо меня здесь сидел мой батя, но он поясницу потянул, когда соседке раковину чинил.
— Жаль, старина Энтони мне понравился. — Гэвин покачал головой. — Особенно его ржачные истории про работу. — Отпил из своей кружки. — Кстати, Коннор, ты вроде собирался в сержанты. Чего медлишь-то?
— Подам рапорт на сдачу экзамена летом. Сейчас мне не нужны заморочки с публичностью из-за моей новой сущности.
― Да я просто думал, что папаша теперь мог бы и похлопотать за тебя.
― Вряд ли всё так просто. И я не собираюсь добавлять Хэнку головную боль. Хочу, чтобы всё было правильно. ― Он пригладил пальцами бровь.
― Но вообще-то я действительно мог бы, если ты вдруг попросишь, ― добавил Андерсон.
― Не нужно. С этим я должен разобраться сам. ― Коннор сосредоточенно продавливал кожу ладони зубочисткой, слегка морщась и кривя рот.
― Нахрена ты это делаешь? ― поинтересовался Гэвин.
― Со стороны, очевидно, выглядит тупо и бессмысленно, но Майк говорил, что мне полезно развивать тактильные ощущения. Как приятные, так и неприятные.
― Ты приятные-то хоть развиваешь вообще? А то могу тебя познакомить с кем-нибудь, кто не против весело провести ночку. Может, даже не одну. ― Гэвин азартно посмеивался, подперев кулаком щёку.
― Думаю, не стоит.― К лицу Коннора прилила кровь, а сердце учащённо забилось от смущения.
― А что так? Неужели ещё не думал ни с кем покувыркаться? Или ты боишься облажаться из-за отсутствия опыта?
― Облажаться не боюсь. Я знаю, как устроено и функционирует человеческое тело. ― Уголки его губ чуть дёрнулись вверх, пока Коннор разглядывал трещины в деревянных досках стола. ― Мне трудно объяснить…
― Гэвин, оставь его в покое, ― вмешался Хэнк. ― Предлагаю снова выпить за меня! Сегодня всё-таки мой вечер. ― Он улыбнулся с шутливым самодовольствием.
Домой вернулись глубокой ночью. Хэнк долго не мог лечь спать, всё наматывал круги по дому, как будто что-то обдумывал. И когда Коннор погасил свет в гостиной и лёг на диван, укрывшись одеялом, Андерсон присел рядом и громко выдохнул.
― Спасибо тебе. За всё.
Коннор готов был отшутиться насчёт пьяной сентиментальности, но в голосе Хэнка звучала серьёзность. То, что он сейчас говорил, было для него безмерно важно.
― Когда мне официально присваивали чин, я всё о тебе думал. О том, как много в моей жизни изменилось, когда ты в ней появился… Когда стал моей семьёй. Я сам в себе давно разочаровался, крест поставил на всём, к чему стремился, считал себя куском говна, которому только и осталось, что пулю в лоб пустить. Но ты верил, что я чего-то стою. Что я сумею жить дальше, и ты единственный помог мне это сделать. Я сегодня ясно осознал, что стал счастливым человеком. Без тебя у меня бы ничего не вышло.
Коннор молчал, лишь пристально вглядывался в темноту, ища в ней очертания Хэнка. Любые слова казались ничтожными, неспособными передать то, что он чувствовал в это мгновение.
― Ну, добрых снов тебе. Завтра на службу всё-таки. ― Андерсон поднялся и прошёлся в сторону коридора, но вдруг остановился. ― Ты не против, если твоим напарником вместо меня теперь будет Гэвин, м? Вы вроде последний год неплохо ладили.
― Нет, не против. ― Его голос чуть дрогнул. ― Ты всё равно останешься моим лучшим напарником. ― Коннор понимал, как по-детски это прозвучало, но ему было плевать.
Хэнк посмотрел в его сторону ещё немного и отправился к себе. Стихли шаги в спальне, и дом погрузился в усыпляющую тишину.
Тьма разрасталась, накрывая собою всё вокруг. Разум уносился куда-то далеко, бросался с разбега в несбыточные грёзы. В невесомой пустоте Коннор услышал шум океана, вдохнул свежесть налетающей волны, но самого океана было не видать. И вдруг он очутился в незнакомом баре, где не было ни единой души. Из окна, похожего на то, что в его гостиной, проливался бледный ровный свет, подхватываемый тусклым прожектором на потолке. Впереди, в черноте, что-то белело, двигаясь на едва брезжащий свет в центре комнаты. Косой луч прожектора упал на округлость обнажённой груди, на тёмно-алые губы, выхватил миниатюрные бёдра. К нему медленно и уверенно приближалась его Мари: смотрела тем же искренним смелым взглядом, протягивала цепкие обезьяньи лапки ― самая желанная и сладкая, как грех. Казалось, что запульсировало всё его тело разом, стало целиком огнём. Руки Мари бесстыдно опустились на плечи Коннора и скользнули к затылку ― его тело из огня сделалось вязким и тяжёлым. Тёплые мягкие губы прильнули к его губам. Крепче и глубже. Невозможно дышать от восторга.