― Тебя успокоил едва не случившийся на рабочем месте стояк? ― Гэвин резко вжался в спинку кресла и залился хохотом.
― Я же сказал, это покажется странным. ―Коннор смущённо улыбнулся и посмотрел себе под ноги.
― Ты чудик. Слов нет! Но есть что-то трогательное в том, как просто ты говоришь о тех вещах, о которых стесняются говорить люди. И да, забудь, что я так сказал.
― Я и так знаю, что ты эмоциональный инвалид, не парься.
― Мудила, ― буркнул Гэвин и направился к своему столу.
Как и обещала, Мари вернулась за Коннором в участок к вечеру. Доехав до Мичиган-драйв, они долго гуляли по знакомым наизусть улочкам. Болтали обо всём и в то же время ни о чём ― никто не решался заговорить о печали в разлуке, о глубоких переменах или о роковом февральском признании. Коннор в основном рассказывал о напарничестве с Ридом и повышении Хэнка, Мари ― об учёбе, волонтёрстве и визитах Кристины. Тёплый ветерок остужал нагретый за день асфальт, забирался под одежду, щекоча кожу, игрался в чуть отливающих медью прядях Коннора: «Не помню, чтобы прежде у него выгорали волосы, ― заметила Мари. ― Такая глупость ― цепляюсь за какие-то крохотные детали, надеясь догнать прошлое. И пора перестать уже пялиться, это жалко! Не могу ничего с собой поделать: он как назло стал чертовски хорош! Да и фигура его раньше никогда не выглядела спортивной, как сейчас: всегда худой и высоченный, как небоскрёб…» ― её размышления прервал телефонный звонок. Мари вновь посмотрела на дисплей с удивлением и недовольством, забавно поморгала и сбросила вызов.
― Кто там всё безуспешно пытается достать тебя весь день? ― праздно полюбопытствовал Коннор.
― Никто! ― пролепетала Мари, и её щёки вмиг покраснели, а на губах заиграла незнакомая лисья ухмылка. Она никогда так не отвечала ему ― «никто», это всегда был кто-то, Мари рассказывала обо всём и обо всех.
― Так сильно насолил?
― Нет, нет! Ничего такого. Просто никто. Правда.
Снова звонок. Сбросила, раздражённо цокнув.
― Кто бы это ни был, хочется вмазать ему прямо сквозь твой телефон, он мешает разговору, ― хмуро проворчал он, поправляя одну из подтяжек на плече.
― Ты чего так завёлся? ― Мари остановилась и нарочно поймала его взгляд.
Это был голос Коннора, но произносил он нечто совсем несвойственное его обладателю. Несвойственной ему интонацией. По крайней мере, Мари всегда так казалось.
― Не знаю. Наверное, просто злюсь. На время и на расстояние. Весь день гадкое чувство… Что мы с тобой отдалились, и это слышно буквально в каждом слове. Даже не знаю, кого или что винить.
― Вини меня. Это была моя вина. Мой выбор.
― Ну, вот опять ты. ― Коннор покачал головой.
― Мне не стоило говорить то, что я сказала. Я всё испортила и знала, что в глаза тебе не смогу посмотреть от стыда. Но я справилась с этими… нелепостями. ― Она нервно выдохнула, заламывая пальцы. ― Всё прошло, и я больше не посмею ничего разрушить.
Мари посмотрела в сторону и увидела те самые качели, оставшиеся в её памяти покрытыми февральским снегом. К горлу подступил ком, и она резко отвернулась. Коннор заметил это.
― Ты не сказала ничего отвратительного или постыдного. ― Страх и разочарование едва не душили его. Коннор верил, что его молчание тогда было милосердием, а стало погубившей всё ошибкой. «Неужели теперь ничего не вернуть?»
― Знаю, что ты делаешь. Опять смягчаешь углы, и я ценю это. Как и многое-многое в тебе, но я действительно виновата. Из-за одной ошибки мне пришлось поступить жестоко с лучшим другом. Это ужасно, я не хочу, чтобы мы расставались ещё хоть раз! ― Она жалобно шмыгнула носом. Цепкие обезьяньи пальчики обхватили его запястье. ― Ты ведь придёшь на мой день рождения? ― Глаза Марии влажно засияли.
― У нас сейчас много дел и недостаточно людей. Я хочу, очень хочу, но обещать не стану. Если не смогу, пришлю тебе…
― Не надо мне никаких подарков! ― решительно перебила его и крепче сжала манжету рукава. ― Ничего. Не нужно ничего присылать. Просто приходи. Пожалуйста. Это будет самым лучшим подарком.
― Обещаю, что постараюсь.
― Эта вечеринка — говно, ― сухо констатировала Мари, облокотившись на кухонный стол и цепляя ложкой вздутые комочки сливок с праздничного торта.
― Но это твоя вечеринка. ― Кристина пожала плечами, сидя рядом на том же столе и лениво прихлёбывая коктейль из своего стакана. ― Да и не вижу в ней ничего такого говняного: ребята вон все наши собрались, они хотели видеть тебя ещё с выпускного; Клэри еды наготовила, как на сельскую свадьбу; музыка хорошая, и все веселятся. А ты надулась, как хомяк, и бубнишь тут стоишь кверху задницей.
― Я всем рада. И в первый час было даже весело, но вечеринка всё равно отстой. ― Мари закинула в рот виноградину.
― Будешь торчать здесь и просто набивать брюхо, пока гости не разойдутся?
― Это мой день рождения, делаю что хочу. Всё равно больше нечего ждать.
― Господи, ― Кристина закатила глаза и сделала последний глоток, ― да придёт твой Коннор, куда он денется? ― Она открыла новую бутылку и наполнила стакан до половины.
― Не придёт. Он сказал, что у него на работе завал и не хватает людей. Даже не обещал прийти: знал, что не получится, а расстраивать меня, как обычно, не стал.
Взяла из рук подруги стакан и осушила до дна.
— Не придёт — и пошёл он куда подальше! Оденемся в пижамы, наберём закусок, выпивки, закроемся у тебя в комнате и будем беситься под Милен Фармер, как в детстве.
— Я люблю тебя, Крис.
— Я знаю. — Она многозначительно изогнула бровь и рассмеялась.
В гостиной грохотала музыка, во дворе плескался хмельной задорный смех. Мари не помнила, чтобы родной дом когда-нибудь был полон таким количеством народа, но ощущала себя брошенной и одинокой. В её мечтах праздник был в точности таким же ― шумным и весёлым, но она не могла почувствовать радость, как ни пыталась.
― Ты уже видела новую девочку Стэна? ― Крис повела плечом в сторону гостиной.
― Агась, хорошенькая такая. Он, кстати, сегодня после третьей бутылки пива поблагодарил меня, что я его бросила, дескать, иначе не встретил бы её. ― Мари прыснула в ладонь.
― Сюрреализм какой-то…
― Марсель даже написал! ― Она смешливо выпучила глаза. ― Мне как-то неловко от этого сообщения было. Мы ведь просто спали, а он зачем-то пытается поддерживать общение. Хотя, думаю, он рассчитывает, что я и дальше буду с ним кувыркаться, когда первый семестр в универе начнётся.
В окне, на тёмном небе среди сгустившихся туч, блеснула тонкой алмазной змейкой молния, и через несколько секунд вдали послышался рокот грома. Снаружи загудели девичьи голоса, подгоняя в дом ребят.
― Дождь собирается, ― тоскливо констатировала Мари.
― Вот ты где, моя сладкая! ― В кухню вошёл поддатый Роберт, расставив в стороны руки, хоть и знал, что племянница вряд ли кинется обнимать его. Но попытаться стоило. ― Чего моська такая кислая?
― Торта обожралась! ― Она хихикнула в унисон с Кристиной.
«Зачем опять выставляет себя в таком смешном свете? Рушит ореол женственности и невинной сексуальности. Но ничего, я сегодня во всеоружии и готов до утра забавляться с моей куколкой, когда все эти суетливые тараканы разбегутся», ― натужно улыбнулся, но его улыбка больше походила на осуждающий оскал.
― Составишь мне компанию на веранде? Покурим вместе, я угощаю. ― С прилизанной галантностью Роберт открыл пачку дорогих вишнёвых сигарет и протянул Мари.
― О, я как раз хотела!
Гибким, энергичным движением поднялась со стола, подскочила к дяде и настырно выхватила из пачки две штуки. Чмокнув Кристину в щёку, вылетела наружу, в распростёртые руки сырого воздуха тёплого летнего дождя.
Роберт нетерпеливо вышел следом. В бежевом дизайнерском костюме тройке, завёрнутый весь, как капуста, не по погоде, он казался Мари огромным дымящим светляком. Вприпрыжку подошла к выключателю и погасила фонари на балюстраде, обхватила одной рукой себя за плечо и глубоко втянула мокрую свежесть листвы и смятой грязными ручейками травы. Роберта охватила волнительная дрожь, он смаковал каждую секунду их уединения и не переставая любовался бёдрами Мари, почти голыми из-за задравшегося подола.