― Гэвин меня прикрыл. А Хэнк сделал вид, что ничего не заметил.
― Повезло тебе с ними. ― Она шагнула навстречу и шкодливо вздёрнула подбородок. ― Ты сегодня такой красивый. ― Нежно улыбнулась и взяла его за обе руки.
― Это с усталой-то мордой и потасканной за день одеждой?
― Агась.
― Ну вот, я жалок. ― Он засмеялся, уверенно приблизившись к ней, затем опустил одну руку на талию Мари, и они плавно закружили по веранде.
Из дома доносилась бодрая музыка, дождь упруго шумел по крыше, звенел на поверхностях луж. Они танцевали несколько песен подряд, то дурачась, то трепетно прижимаясь друг к другу. Обречённый праздник наконец-то был спасён, и грусть растворялась в говоре неугомонных капель. «Не могу же я вечно бояться своих чувств к нему. Мне теперь так легко! Я могу танцевать и смеяться с ним, как прежде, словно мы не расставались. Словно не было вороха неправильных выборов… Хотя, может быть, они и не были такими уж неправильными? Ведь в конце концов они вернули его мне. Вернули нас. Да, вот так ― обними крепче! Я больше не боюсь. Я вижу твоё лицо так ясно, так близко. Не хочу больше видеть перед собой ничьё другое. Не хочу чужих губ, не хочу чужих рук и чужого тела мне не надо. Вот бы ты остался сегодня со мной… Но я слишком труслива, чтобы попросить об этом», ― кровь стучала молоточками в висках, разливалась по венам огнём. Мари приподнялась на носочках и вдохнула запах с воротника рубашки Коннора. Он пах иначе, чем она помнила: не кристальной свежестью порошка, асфальтом, дождём или автомобильными выхлопами городских пробок ― собою. Это неожиданное очередное маленькое открытие оказалось приятным.
Она целовала на прощание его ладони и беззастенчиво прижимала к щеке. Мари хотелось, чтобы Коннор чувствовал её любовь, её бесстрашие, открытость. «Пускай думает, что у меня к нему ничего не прошло. Потому что, чёрт побери, ничего и не прошло! И плевать, если ему это неудобно. Я знаю, чего хочу. Его. Я хочу его!» ― когда-то запретная сладкая мысль пронзила её до кончиков пальцев. Мысль-пламя, мысль-болеутоляющее. Как во сне поднялась вверх по лестнице на пружинящих онемевших ногах, захлопнула в спальню дверь, распласталась на кровати, живо задрав подол, и с жаждой принялась ласкать себя. Впервые ей не было стыдно. Мари ощущала себя взрослой и влюблённой, согретой светлым желанием: оно было привычно телесным, приземлённым, вроде бы таким же, как всегда, и всё-таки непохожим на то, что она испытывала раньше. Её фантазии обрели лицо. У них были карие глаза и эти причудливые любимые брови, непослушная каштановая прядь, спадающая на лоб, и его родной голос. Под потолком собрался багрово-голубой неоновый свет из окна, закружил в безумном танце, подхватывая нарастающий темп руки Мари. Быстрее и крепче. «Я теперь вижу твоё лицо. Всего тебя. Вот твои руки, вот твои губы ― целуй, возьми, приласкай! Делай что хочешь. Мне больше не страшно. Как же легко, как прекрасно тебя желать!» ― хриплый сладостный стон впился в темноту, раскроил тишине горло.
Снаружи её комнаты тихо скулил Роберт. Мари закрыла дверь на щеколду, и паук не мог воплотить свои грязные мыслишки, не мог даже просунуть уродливую мохнатую лапу в щель. «Имя-выстрел» вспороло безмолвие, оглушив Роба кипящей яростью и решимостью.
Мари проспала всего два часа и поднялась с пасмурным прохладным рассветом. Наскоро приняв душ, оделась и умчала на такси к дому Андерсонов. Коннор не поверил глазам, когда вышел за порог и увидел у дороги Мари. Она выглядела уставшей и нездорово оживлённой.
― Ты вообще ложилась? ― недоумённо процедил он сонным голосом и направился к автомобилю Хэнка.
― Хочу проводить тебя до участка. Ты же не против?
― Только если ты себе не навредишь этим.
― Да хватит уже трястись за меня, словно я до сих пор маленькая девочка, нуждающаяся в защите! ― отчаянно прокричала Мари, и её рот задрожал. ― Посмотри на меня!.. Посмотри. ― В её глазах заблестели подступившие слёзы, но она не отвернулась, не собиралась убегать. ― Я больше не ребёнок, ― серьёзно и пылко произнесла она, тяжело дыша, ― слышишь? Я больше не ребёнок.
В горле застрял болезненный ком, сердце неугомонно колотилось в груди: несколько мгновений Коннор неподвижно изучал Мари и прокручивал в голове каждое услышанное слово снова и снова, вникая в истинный смысл произнесённого. Плевать, если он неправильно её понял. Он всего лишь человек, и теперь у него была непозволительная когда-то роскошь ошибаться. Решительно сорвался с места, не веря собственному телу, и заключил в ладони любимое лицо, припав губами к её губам, податливо и мягко разомкнувшимся ему навстречу. Его фальшивая сдержанность плавилась в жерле придушенных годами чувств, раздавленных сомнениями и страданиями. Мари сжала горячими ладонями его запястья и порывисто всхлипнула, углубив поцелуй. Она позволяла Коннору нетерпение, покрывала в награду его сомкнутые веки короткими нежными поцелуями. Насилу успокоившись, он замер, прижавшись к её лбу своим, и рвано задышал. Мари скользнула пальцами в его пряди на виске и тихонько прогладила.
Комментарий к Часть XIV
* Променад¹ — прогулка (с французского).
* «Клуб “Завтрак”»² — культовая американская молодёжная комедия режиссёра Джона Хьюза 1985-го года выпуска.
Пост к главе: https://vk.com/wall-24123540_3588
Группа автора: https://vk.com/public24123540
========== Часть XV ==========
Коннор ощущал себя совершенно иначе, стоя на пороге дома Эвансов. Секунда-другая — занесёт кулак и постучит. Он войдёт в этот дом не так, как раньше, посмотрит на неё по-другому и наконец-то будет свободен чувствовать то, что чувствует. Вчера они разошлись несколько неловко: Мари так и не поехала с ним в участок, ответив растерянным взглядом на его прощальную улыбку и долгое пожатие руки. Коннор не собирался оставлять в ней сомнений насчёт собственных намерений. «Сейчас одиннадцать утра, и Мари наверняка выскочит растрёпанная и в одной тапке. Не знаю почему, но я безмерно обожаю её такой… Интересно, как это будет? Нетерпеливо взвизгнет, налетая с крепким объятием, или сперва поцелует? Хорошо бы всё разом», ― самодовольно подумал Коннор и постучал в дверь.
― Ого, доброго утречка! ― отстранённо пробормотала Мари, хлопая глазами и лениво набирая длинной ложкой мороженое из сине-жёлтого ведёрка с ободранной этикеткой. ― Заходи давай скорее. ― Кивнула, приглашая внутрь, и направилась в кухню.
― И тебе. ― Он разочарованно вздохнул.
«Вот же самонадеянный кретин».
― Вчера целую ночь с Крис занимались всякой фигнёй! ― продолжила беззаботно тараторить, оттягивая полы коротенькой домашней футболки. ― Ностальгировали, фотки детские смотрели, вспоминали школьные шутки и первые влюблённости. Представляешь, она мне такая, мол, никаких больше «дурацких мужиков»! Учёбой хочет вплотную заняться на первом курсе: она ж на психологию в итоге пошла, сказав, что экологией чисто за компанию увлекалась, потому что у меня шило в заднице и я умею убеждать.
― Я хотел сказать…
― В каком-то смысле даже немного обидно: я что, правда такой тиран? Не заставляла же её никогда. Но Крис, наверное, вовсе не это имела в виду, а я просто загоняюсь по привычке. ― Мари отступила от Коннора на несколько шагов и вжалась бёдрами в столешницу, принявшись усерднее доедать своё мороженое.
― Да, у тебя бывает порой. ― Он легко усмехнулся, смерив взглядом расстояние между ними ― неприлично огромное, невыносимо фальшивое, смехотворное, нелепое.
― Но в целом хорошо посидели. Кучу всего успели обсудить.
― Я рад. И всё-таки спрошу: ты так и будешь там стоять? ― Он выразительно прищурился с шутливым осуждением.
Натужная улыбка сошла с лица Мари, взгляд сделался прямым и искренним. Расслабленно выдохнула, отставила в сторону ведёрко и скользнула в объятия Коннора, пламенно прильнув всем телом и опутав руками его шею. Поёрзал подбородком по взъерошенной макушке и ощутил прилив спокойствия. По её прядям струилось жидкое золото утренних лучей, скатывалось с плеч, замирая на обнажённой коже поясницы. Мари энергично задрала кверху голову и встретилась взглядом со своим милым другом, затем неспешно и сладко поцеловала его. Тихое счастье замерло внизу живота, дохнуло нагретой листвой из приоткрытого окна, прокатилось по асфальту шорохом автомобильных шин.