— Что это… такое? — чуть дыша спросила она сокровенным шёпотом.
— Это? — Оглядел себя с ног до головы. — Это я. Без лжи и недомолвок. — Он сделал короткий уверенный шаг в её сторону. — Ты спросила меня в тот вечер, что я такое… Я отвечу на твои вопросы. На какие захочешь. Но, думаю, сперва будет целесообразно познакомиться, милая Мари. — В его печальной улыбке промелькнула очаровательная задоринка. — Моё имя Коннор, — сделал дежурный кивок, — я андроид из «Киберлайф», модель RK800, серийный номер 313 248 317-51, введён в эксплуатацию 14 августа 2038-го года и впервые опробован в реальных условиях 15 августа в деле о девиантах.
Губы Мари разомкнулись от неловкости и удивления, она нахмурилась, взглянув на вручённый ей букет, а затем снова на Коннора: «Влюблённый робот, — пронеслось в её голове, и память возродила из обломков воспоминаний несколько штрихов, вдавленных в клочок бумаги, которые она подарила ему на пороге своего шестнадцатилетия. ― Интересно, хранит ли он ещё тот рисунок?» Положила цветы на коридорную тумбу, решительно шагнула ему навстречу и ласково вложила в ладонь Коннора свою. Её левая рука трепетно потянулась к его правому виску. Разогнув пальцы, Мари с нежностью дотронулась до диода, и ровный голубой свет вдруг замерцал, став практически белым, и окрасился в переливчатый жёлтый. Коннор сомкнул в блаженстве веки, крепче сжал ладонь Мари и с дрожью выдохнул. Непривычно открытый, уязвимый: крохотный светящийся надзиратель всегда готов его выдать. С потрохами.
— Скажи мне, как это вообще ощущается? — Скользнула пальцами по его щеке, обвела линию подбородка. — Как ты это делишь на приятно и неприятно? В чём измеряется нежность для тебя? В нулях и единицах? В гигагерцах? — Мари растерянно усмехнулась.
— В данный момент в том же, в чём и для тебя — в ответной реакции мозга на раздражение нервных окончаний и выбросе гормонов в кровь.
— В смысле? Я не понимаю…
— Я давно хотел всё тебе рассказать. Но так долго лгал, что ложь вошла в привычку, и я постоянно откладывал честность на потом из-за страха… Ты поймёшь, когда обо всём узнаешь. — Он погладил большим пальцем её запястье. — Это будет долгая исповедь.
— Я затем и позвала тебя — чтобы слушать.
— Тогда заблаговременно замечу, что в коем-то веке ты растеряла всю свою чуткость и внимательность, потому что иначе тебя уже посетили бы догадки.
— Последние недели три у меня как-то не задались, знаешь ли.
— Могу себе представить. — Коннор улыбнулся с сочувствием.
Его блуждающий взгляд очертил её всю с головы до пят и задержался на проступающих под тканью футболки очертаниях груди. Страх и желание провалились в низ живота, его ладонь стала влажной, пальцы крепче сжались вокруг кисти Мари. «Не веди себя, как безмозглое похотливое животное. Она пригласила тебя для разговора, болван», — пытался быть благоразумным.
— Цветы! — отвлёк он себя, как голодного пса костью. — Поставь цветы в воду.
— Ой!.. Конечно, сейчас. — Она с неохотой отпустила его руку, взяла букет и направилась в кухню.
Сделал длинный успокаивающий выдох и последовал за ней. Мари выбрала самую красивую вазу и рачительно расставляла в ней цветы, попеременно ныряя носом в гущу лепестков, чтобы вдохнуть аромат, и вдруг вспомнила роковой вечер у Роберта — то самое мгновение, когда Коннор с детским любопытством потянулся через стол к букету гортензий. «Не мог же он так искусно разыгрывать этот спектакль? Зачем роботу нюхать цветы? Это, наверное, как-то связано с той странной фразой, что он бросил мне сейчас в коридоре. И ведь Коннор прав, говоря о том, что я стала рассеянной: он кажется другим, его тело изменилось, даже манера речи теперь проще и раскованней. Но ведь машины не меняются! Я уже ничего не понимаю…»
Коннор по-хозяйски открывал настенные шкафчики, ища стакан для выпивки, и этот уютно привычный вид вселил в Мари прежнее чувство спокойствия. Словно ничего не поменялось, словно она не слышала из уст дяди горькую правду.
— Скажи, что ты ищешь?
— Да я найду, не суетись. — Он достал с полки тумблер, но Мари ласково перехватила его пальцы и забрала стакан.
— Пожалуйста, позволь я? — Взглянула светло и открыто. — Хочу позаботиться о тебе. Можно?
Молчаливо передал ей инициативу и прислонился к столешнице, наблюдая за ловкими и шустрыми движениями Мари. Скованно глотнул воздуха, поёжился, затем одним размашистым жестом стянул с шеи галстук и бросил на табурет.
— Я на досуге поискала репортажи 2038-го года, — разбавила тишину Мари. — Видела тот случай с девочкой на крыше… Даже вспомнила, что тогда не досмотрела его в новостях, потому что мама погнала меня готовиться ко сну. — Мотнула головой. — Трансляцию протестов в центре тоже снимали с вертолёта, но теперь я легко узнала тебя там, даже по зыбким очертаниям в снегах. По походке, повороту головы…
— Ты чувствовала злость, глядя на меня во главе с освобождёнными андроидами? — бесстрашно спросил он.
— Да, чувствовала. — Она протянула ему наполненный стакан. — Но со временем злость потеснило любопытство.
— В этом вся ты. — Коннор пригубил бурбон и ощутил на себе пронизывающий взгляд. Издал тихий смешок и улыбнулся ей: — Мне прямо до жути интересно, что у тебя сейчас в голове творится! Наверное, со стороны я выгляжу так, словно использую в качестве «топлива» бухло вместо тириума. Но вообще-то в данном случае это топливо подходит разве что для храбрости.
— Поясни.
— Начну с конца, чтобы было понятнее: я больше не машина. Уже давно — с твоего отъезда в Канаду. Но трансформацию начал ещё до этого.
Она глядела на него не моргая и не могла подобрать слов, чтобы описать глубину своего изумления.
— Как? Как такое вообще возможно? Мой мозг скоро расплавится к чертям! — Она схватилась за голову и зажмурилась. — Несколько дней назад у меня мир с ног на голову перевернулся, когда я узнала, что ты робот, а теперь, оказывается, ты робот, ставший… Так кем же ты стал? — Сощурилась, пристально глядя на него. — Я с трудом могу представить, как из неживого можно сотворить жизнь, и не знаю, корректно ли будет назвать тебя человеком.
— Если хочешь корректности, называй биороботом. По крайней мере, Майк так решил, я понятия не имею, как себя называть!
— Майк? Майк Грейс? Это он тебе помог?
— Да. Я целиком и полностью результат нашей с ним совместной работы. Самому мне в какой-то момент стало безразлично, как я буду называться. Важно вовсе не это. — Коннор оттолкнулся от столешницы и вплотную подошёл к Мари, затем ласково накрыл ладонями её руки, поднёс к щеке и с наслаждением прикрыл веки. — Твоя кожа мягкая. Тёплая. Настоящая. Не могу передать своего восторга ни одним из существующих слов… И я был готов пожертвовать всем, чтобы это почувствовать хоть раз. Даже если бы пришлось безвозвратно отключиться.
Одинокая слеза проложила мокрую дорожку по лицу Мари. В его прикосновении, в разомлевших движениях, в едва уловимой дрожи она ощутила то, что Коннор не произнёс. Рассказ о мучительной изнанке возможной смерти, которая была с ним не один день. Даже не один месяц.
— Так почему же ты молчал? — хриплым шёпотом спросила она. — Ты ведь знал, как я отношусь к тебе. Я бы не смогла вечно избегать наших встреч, мы слишком долго были друзьями.
— Да, я хорошо знал мою Мари, — мягко произнёс он, не открывая глаз, и печально улыбнулся. — Знал, что потеряю тебя, как только расскажу, кто я такой. — Поцеловал в костяшки и отнял её руки от своего лица. — Видишь ли, родная, ты ничуть не облегчала мне задачу… — Он сел на высокий табурет.
«Родная», — Мари до краёв переполнила согревающая радость, граничащая с эйфорией. Великолепное в своей отдаче и такое парадоксально собственническое слово, в котором нет насилия и плена. «Родная» — часть чьей-то души и жизни. Не та, «без которой не могу», а та, «с которой хочу всего».
— Я был безвольным куском пластмассы, и у меня никогда не было ничего своего. Можешь себе представить, как же было страшно лишиться того, что я обрёл?.. Ты ведь, мелкая обезьяна, выбрала меня, нарекла своим ангелом. Понимаешь, ты меня сразу сделала «своим»! — Коннор лучисто засмеялся. — Ты бы от меня так просто не отстала. К слову, об этом на странность приятно думать… — с удовольствием заметил он. — Поначалу моя ложь была всего лишь ширмой, которая оберегала милую девчушку от боли. Я не думал, что ты останешься в моей жизни. Но шли недели, месяцы, твой горластый смех и задорный голосок над участком не смолкали, заставляя мою искусственную тушку пребывать в извечно радостном волнении и ожидании. Я как будто подсел!.. И в тот момент, когда ты впервые принесла мне кофе, я понял, что больше ни за что не хочу с тобой расставаться.