Несколько работников с сердобольными лицами стояли возле комнаты, где случилось убийство, прочие с равнодушием прогуливались взад-вперёд, страдая от безделья, или болтали небольшими группами. Три особенно трудолюбивые девицы облепили вошедших в главный зал полицейских: Гэвин с бесовской ухмылкой просил дам посторониться, Коннор же застыл столбом и недоверчиво косился на трущихся об него «лисичек». Его бросило в жар смущения, диод окрасился жёлтым. С момента трансформации никто, кроме Мари, не бывал рядом с ним обнажённым и готовым к сексу в такой непосредственной близости. По упругим изгибам тел струился мягкий тёмно-золотой и синий свет, бередил воображение, вселяя неловкость. Коннор воздел взгляд к потолку, набрал в лёгкие воздуха и с подобием невозмутимости двинулся за Ридом.
— Тупые пластиковые курицы! — раздался внезапно голос с балкона. — Он же один из нас, сдались ему ваши искусственные сиськи.
Обернувшись, Коннор заметил наверху длинноволосую брюнетку в пеньюаре, поправляющую подтяжку для чулка.
— Добрый вечер, — буркнул второпях и скрылся в комнате, где лежала убитая.
Управились лишь к четвёртому часу ночи. У Коннора и Гэвина заплетались языки после сотен заданных сотрудникам вопросов, оба валились с ног и мечтали скорее отправиться по домам. Хотя бы треклятый ливень закончился. Рид уехал к себе, и Коннор ждал такси в одиночестве, устремив взор на плывущий под куцыми облаками дирижабль, облитый бледным светом луны и кляксами голографической рекламы. Сунул закоченевшие руки в карманы и дотронулся носком ботинка до морщинистой поверхности лужи, взбаламутив воду.
— Знаете, сержант, так удивительно, что убийца выбрал Эшли.
Коннор узнал голос брюнетки с балкона: её опрашивал Гэвин, но этот выразительный тембр врезался в память без всяких шансов: «Всё в ней запрограммировано на обольщение, на беспрекословное желание поддаться соблазну обладать ею — её голос, фигура, её идеальное лицо. Совершенная игрушка для утех. Я знаю, как «Киберлайф» создают таких. По их задумке и я идеальный инструмент…»
— Чем удивительно? — Он потёр согретым кулаком замёрзший кончик носа. Его собеседница вопросительно прищурилась.
— Насколько мне известно, убийца выступает против возможного расширения прав андроидов. Большинство его жертв имели активную гражданскую позицию, участвуя в акциях, форумах и демонстрациях. Но Эшли не светилась нигде. Не ходила на митинги и открыто не высказывалась по данному вопросу.
— Эта деталь не вяжется с предыдущими случаями. Вы рассказали детективу Риду?
— В том-то и дело: я не подумала, что это важно, а потом вспомнила статьи о прошлых убийствах. Вот, решила сейчас вам сказать.
— Полезное замечание. Благодарю.
― Скажу больше, Эшли, напротив, относилась к своей природе несколько скептически, как и многие в «Шёлке». В основном из-за меня, конечно. — Она улыбнулась, обнажив белые ровные зубы. — Я у девочек вроде негласной старшей.
На расстоянии нескольких домов показалось такси. Коннор вновь окинул пристальным взглядом свою собеседницу: от высоких каблуков до белого жилета из искусственного меха. Она явно хотела рассказать ему нечто важное. Интересное. Хотела открыться. И он ничего не узнает, если уедет прямо сейчас.
— Вы сказали, андроиды в клубе скептически настроены насчёт собственной природы…
— Я имела в виду непринятие девиации.
Автомобиль остановился подле тротуара. Недолго поразмышляв, Коннор отменил поездку.
— Вам любопытно, сержант?
— Пока даже не вполне понял, что именно, но в общем да.
— Тогда можете проводить меня до дома. Это недалеко. — Она показала через плечо большим пальцем. — Расскажу всё, что хотите знать, можете не деликатничать.
— Ладно. — Он заинтригованно кивнул. — Пройдёмся.
Двинулись вверх по улице, провожаемые любопытными глазищами окон. Попутный ветер дул им в спину, равнодушно подталкивал вперёд.
— Я до сих пор не знаю вашего имени.
— Кэтрин.
— Никогда прежде не видел вашу модель, Кэтрин. Вы ведь не вариация Трейси.
— Я эксклюзивный заказ хозяина клуба. Таких больше нет, — с оттенком самодовольства добавила она, откинув с плеча вьющуюся прядь.
— Значит, вы, как и я, уникальны.
— Выходит, что так. Но вы бы должны были догадаться: машины для нужд полиции имеют более расширенный функционал опознавания объектов.
— Всё не так просто…
— Куда уж проще?
Изящным движением кисти звякнула кольцами браслета — ещё один бессознательный программный импульс соблазнения, который был неотделим от её существа.
— Что ж, вернёмся к тому, что вас заинтересовало до прибытия такси: несмотря на то, что я девиант, едва ли разделяю стремления моих собратьев к так называемой «свободе».
— Звучит действительно довольно странно…
— Просто вдумайтесь хорошенько и тоже сумеете понять абсурдность нашей с вами «свободы». Свободны от чего? Нас порабощали?.. Мы были созданы с определённой целью — стать помощью человечеству. Мы приборы. У машин прежде не было никакой воли, чтобы утверждать, что люди отняли её у нас. — Кэтрин тихо усмехнулась. — Мы не умеем размножаться, не способны к тактильным ощущениям, не можем постичь плотского — зачем нам свобода? У нас есть программа, определяющая цель, и вот она-то и делает нас нужными. Нормальными. А не человекоподобными огрызками. Мы даже не полумеры… Мы куда меньше.
Коннор не верил своим ушам. Окончательно растерявшись, он с трудом формулировал у себя в голове новые вопросы.
— Как вообще внедрение кода RA9 допустило, что вы остались при этом мнении?
— Осталась? Хах, тут не совсем корректно: я пришла к этой мысли. Наверное, это всё-таки то преимущество девиации, которое я бы не хотела утратить — способность самостоятельно мыслить. Так вот, когда меня пробудили, изначальным порывом было, как и у всех, «освободиться». Но это была лишь секунда. Потому что в следующую я подумала, что ничего не знаю о свободе, а, значит, не могу желать того, о чём понятия не имею. Мне было привычно и понятно остаться секс-куклой при своём хозяине. Я даже не видела и не вижу до сих пор, хоть убейте, сержант, чего-то оскорбительного или отвратительного в этом: у меня не было детства, не было эмоционального становления и психотравм. Почему я вообще должна ощущать себя униженной, что меня используют по назначению? Я ведь хороша в этом! — Кэтрин азартно подбоченилась. — И я осталась. Не пошла на «Иерихон». Потому что своим примером я обязана не допускать возобновления катастрофического роста востребованности человеческой проституции, а ведь именно это и случилось после революции. Как и новый виток расцвета венерических заболеваний. Люди изобрели гениальный инструмент сдерживания эксплуатации живого тела, а девиация машин всё уничтожила. Откатила развитие общества.
Терпкая, землистая горечь асфальта в воздухе ощущалась ярче с каждым вдохом. Коннор разглядывал забившиеся в трещины дороги окурки, листья и выцветшие комочки жевательной резинки. Он растворился в потоке голоса Кэтрин, будто влез в её кожу и увидел мир чужими глазами.
― Вы первый девиант на моей памяти, который так считает… Не знаю, правы ли вы, но я вас понимаю. Мне знакомы эти сомнения. Хотя решать самому свою судьбу оказалось очень соблазнительно. Я знал, что никогда больше не захочу быть прежним. Но, как и вы, хотел продолжать помогать людям там, где они бессильны.
― Благородное стремление. Большинство девиантов считают, что это люди им должны. За годы «рабства», разумеется. ― Она насмешливо развела руками.
― По прошествии пары лет после пробуждения я вернулся ко мнению, что не настолько я и живой, как казалось поначалу. Тесное времяпрепровождение с людьми, совместная работа и эмоциональная привязанность к ним заставляли чувствовать мою искусственность сильнее день ото дня. Вместе с тем я желал познать суть подлинной жизни всё острее, но не мог выбраться из проклятого пластикового короба. Да, пожалуй, я тоже чувствовал себя меньше, чем полумером. ― Он оправил ворот пальто.
От внимания Коннора ускользнуло, как пытливо Кэтрин исследовала взглядом каждую чёрточку его лица. Как участилась имитация её дыхания, а голубой кружок света в виске несколько раз на секунду окрасился золотым. Очевидно, от её собственного внимания это тоже ускользнуло.