Гнилой дом-саркофаг провожал её огненными глазницами окон, дышал коньячным смрадом в спину, забирался похотливыми лапищами дяди под расстёгнутое пальто. В лёгких тяжелело с каждым вдохом. Из луж на Мари смотрела незнакомая растрёпанная шлюшка с потёкшим макияжем: чего вот этой идиотке не сиделось дома? Получила по заслугам. Поделом! Она всегда была такой ― грязной, развратной, испорченной. Сквозь стрекот вползающего в рассудок безумия ей мерещилась абсолютная ясность. Жуткая, дурманящая. Мари запрокинула голову и выдохнула в беспроглядную пустоту: «Что я теперь такое? Сгусток мерзости. Тело без разума. Без души. Меня нет на этой дороге. Нет в целом мире. Я никогда не смогу уйти из его дома, не смогу подняться с обляпанного ковра, не смогу стряхнуть с себя паука. Куда бы ни пошла, я буду там. И никто не услышит мой крик, никто не придёт. Никогда».
Ноги гудели от усталости. До дома осталось всего несколько шагов. Она не останавливалась уже больше часа, не чувствовала, как холод царапал щёки, на которых плёнкой застыла соль. Ветер пел заупокойную песнь пожухлой листве, скорбно гудели фонари, а издалека в сторону Мари летело что-то белое. Чем ближе, тем всё более темнели крылья, и через минуту она узнала тёмно-серое пальто Коннора. Он что-то кричал ей измождённым простуженным голосом, тревожно махал рукой. Ей казалось, что она не по-настоящему приближается к нему: «Лучше бы он не видел эту потаскушку вместо своей Мари. Его убьёт одно лишь присутствие рядом со мной».
― Что, чёрт возьми, происходит?! ― нервно прокричал он. ― Сбежала не пойми куда, никому ничего не сказала, телефон не взяла!.. ― принялся отчитывать её, желая злостью прогнать измучивший его страх. Но как только Коннор приблизился к Мари, резко замолчал и с недоумением оглядел её.
― Прости, ― безразлично ответила надломленным голосом и шмыгнула носом.
― Что случилось? ― Дотронулся до уголка её рта, где была размазана помада, но Мари дёрнулась в сторону, как дикий зверь, и повела плечом.
― Не надо, испачкаешься. ― В её глазах трепыхались рыжеватые огоньки.
― Помадой? ― грустно и растерянно хмыкнул Коннор, вновь осторожно шагнув в сторону Мари.
― Мной.
Наконец он заметил на её шее синяк и следы укусов на подбородке. К глотке подступил тугой горячий ком, кожу на спине обдало противным покалыванием. В воздухе вился густой пар их тяжёлых дыханий, устремлялся вверх и плавно таял без остатка. Коннор не хотел думать о том, что могло случиться в этот беззаботный вечер, но каждой клеточкой чувствовал воплотившийся вдали от него кошмар.
― Разве возможно испачкаться тобой?.. ― Он тревожно нахмурился. ― Прошу, расскажи, что случилось! Откуда эти синяки?
Она вновь попятилась в сторону и взглянула дико, недоверчиво. Внизу разрасталась гадкая боль, которую она не ощущала до этой минуты. Невыносимо. Он всё ещё живёт в том мгновении, когда они вернулись из парка и разговаривали в её комнате. Неужели он собирается прикоснуться к ней после того, что совершил паук?
― Пожалуйста, скажи! Хотя бы просто намекни. ― Ещё один необдуманный шаг навстречу.
Лицо Мари исказило отчаяние, в голове не осталось ни единой мысли, улица погрузилась во мрак, лишь упрямый свет фонаря падал на каштановую макушку и протянутые к ней ладони. Сделав глубокий режущий вдох, она достала пистолет и направила его в сторону опешившего Коннора. По её неподвижному лицу градом скатывались слёзы, пальцы тряслись, но уверенно сняли оружие с предохранителя и взвели курок. Безумие. Ночной кошмар. Неужели это так просто ― сжать чью-то жизнь в кулаке? Неужели так просто ― направить дуло в сторону дорого человека?
На сердце так погано, что кажется, будто сегодня кто-то непременно должен умереть.
Абсурд. Сумасшествие.
― Ты не знаешь, что я сегодня сделала, ― задыхаясь, пролепетала Мари.
«Какой же ты замечательный. Чистый, заботливый, внимательный, добрый, нежный. В тебе запрограммировали совершенство. Как я могу погубить всё это? Как я могу сказать, что натворила? Как могу признаться, что позволила совратить себя? Во мне запрограммирована мерзость. Как, должно быть, я жалко выгляжу сейчас с этим проклятым пистолетом… Господи, что же я делаю?»
― Ты ничего не знаешь, не знаешь!.. Не знаешь, что я сегодня сделала, ― не переставая бормотала она.
Внутри голодной чёрной пасти устремлённого на него дула сверкали огоньки моста Амбассадор, блестела ледяная водная гладь, снег безмятежно укрывал заиндевелую землю, и сквозь горькую усмешку родной голос спрашивал: «Что будет, если я спущу курок? Ничего? Пустота?..» Но точно так же, как в тот далёкий миг, было ясно одно ― Мари не выстрелит. Тёплые пальцы мягко сомкнулись вокруг тонких запястий, и Коннор медленно опустил её руки вниз, затем забрал пистолет, поставил на предохранитель и убрал в свой карман. Он видел ― она была в шоке, совершенно не понимала, что творит, и ярость внутри него необратимо вытесняла горечь, вселяла решимость найти того, кто причинил ей вред.
― Мари, ― ласково обхватил её за плечи, ― скажи, что произошло?
― Паук догнал меня.
Все звуки умерли. Время остановилось. Казалось, компьютер в его мозгу шипел и искрился, уничтожая живые ткани вокруг себя. Память закипала воспоминаниями, десятки голосов собирали по кусочкам истину и насмехались над бесполезным и никчёмным андроидом-детективом. Коннор поглядел вдаль, за плечо Мари, со всей ясностью и ужасом осознав, откуда она пришла.
«…Забери меня отсюда…
…Он бы вот-вот схватил, схватил и сожрал бы меня!..
…Знаешь, быть может, паук — это действительно лишь игра детского воображения, едва ли он реален. Но человек, сделавший с ней это, — реален…
…Я благодарна дяде Робу за то, что он мне психолога порекомендовал два года назад, знакомый там его какой-то из университета. Таблеток кучу мне выписал в своё время, беседы проводил…
…Роберт тогда в гости заявился впервые за год молчания…
…Моя любимая девочка!..
…Вряд ли робот способен воспринимать обворожительную Марию как женщину. Как объект страсти и вожделения…
― Любопытная брошь.
― Эта-то? Моя любимая. Она уже так давно со мной, даже и не помню, сколько точно…»
В её потускневшем взгляде, на измазанном косметикой заплаканном лице Коннор увидел свой провал, фатальный машинный просчёт и злую неизбежность. У него было всё, чтобы помочь испуганному ребёнку, прогнать любые страхи, но он облажался. Он подвёл свою Мари.
Дыхание участилось, диод бешено замерцал жёлтым. Коннор отступил и вновь растерянно поглядел вдаль, на зловещие брызги бледных фонарей в конце улицы. Эта ночь не закончится здесь ― теперь он точно знал. Как и то, где ему следует быть.
Отвёл её домой. Снял с Мари верхнюю одежду и усадил на постель, машинально накинул на её плечи одеяло и принёс воды. Затем, ничего не сказав, развернулся и ушёл из дома, провожаемый вопрошающим взглядом Мари, не успевшей задать вопрос. Пройдя километр пути, немного пришёл в себя и вызвал такси. Глядя на хороводы огней из окна, он мысленно молился, чтобы правда оказалась безобиднее, чем в его воображении. Но как только ночь проглотила отъехавший автомобиль и Коннор оказался лицом к лицу с главным фасадом дома Роберта, к нему вернулся страх самого худшего. Холодный ветер в саду кусался и лаял, качал поникшие ветви облетевших кустов. В несколько шагов очутившись на пороге, Коннор заметил, что входная дверь была не заперта, и толкнул её. Гадкий смрад гнилой еды защипал в носу, а из колонок старого музыкального центра по-прежнему хрипло надрывалась легкомысленная песенка о роковой красавице Марии с заевшего компакт-диска. Медленно прошёл в гостиную, усмиряя дыхание и без конца сжимая и разжимая вспотевшие ладони. Прямо перед ним, на полу, показался свалявшийся ковёр: «Следы борьбы», ― с рабочей холодностью заключил про себя Коннор и бросил взгляд в сторону, где у стены валялась голая кукла с раскрошенным лицом. Запах перегара и немытого человеческого тела вызывал тошноту. Диван был усыпан сигаретным пеплом и окурками с алыми следами губ: «Помада Мари», ― подсказал несмолкающий разум. Подошёл к серванту с раскрытыми створками и обнаружил рядом с графином коньяка опрокинутый неподписанный пузырёк с бесцветным лекарственным препаратом. Испорченный диск засипел, скрипнул и запустил чудовищно бодрую песню по невесть которому кругу. Нервно мотнув головой, Коннор сорвался к музыкальному центру и стукнул кулаком по выключателю. Дом погрузился в угрюмую тишину.