Ни Марсель, ни Мари не заметили остановившегося на пороге кухни Коннора. Видеть их вдвоём было странно, но, к собственному удивлению, он не смог найти в душе ревности или стихийного желания вмешаться в чужой разговор. Отчего-то Коннору было спокойно: «Он не важен. Она говорила об этом множество раз. Просто нелепо вести себя как болван, чтобы что-то доказывать тому, с кем мне нечего делить». Вернулся в гостиную с тем же необыкновенным ощущением спокойствия и полного доверия. Ему даже не было интересно, чем закончится этот разговор.
― Я и болела. ― Мари кивнула, ― но ничего смертельного, не переживай. Просто эта… хворь… долго лечится.
― Хворь? ― Марсель рассмеялся. ― Ты что, всего «Властелина колец» пересмотрела на днях?
― Нет! ― Она отрицательно замотала головой и не смогла сдержать улыбку. ― Зато я перечитала все части «Гарри Поттера»! ― Шутливо толкнула его плечом и вернулась к готовке, но через полминуты отвлеклась и вытянула шею в сторону дверного проёма, пытаясь отыскать кого-то взглядом среди гостей.
― Чего игнорируешь его, раз так соскучилась, что и минуты спокойно постоять не можешь?
― Я не… Короче, это сложно…
― Ладно, это, наверное, не моё дело. Просто вспомнил, как у тебя глаза сияли, когда ты его морду увидела тогда в баре. ― Он убрал в шкафчик для посуды вымытые тарелки. ― Как бы я ни жалел о том, что просрал тебя, думаю, ты должна позволить себе сегодня немножко счастья: стиснуть своего грустного парня в объятиях и не отпускать до самого утра.
― Прекрасный план, ― прогнусавила Мари, с трудом удерживая подступившие слёзы. ― Вот бы он был настолько же лёгким…
― По-моему, ничего сложного. Ты ведь никого так не любишь душить объятиями, как Коннора. Я вообще раньше думал, что ты недотрога, пока он не развыпендривался в наш первый разговор! ― Марсель упорно продолжал шутить, чтобы не оставлять ей шанса заплакать. ― Давай, не трусь. ― Он протянул кулак и легонько стукнул об её вяло сжатый в ответ кулачок. ― Это куда лучше антидепрессантов.
― Мне страшно, ― разбито прошептала она, давясь слезами.
― В мире полно всякого дерьма, но пережить его с любимым человеком всё-таки немножко легче. Сегодня в этом доме тебе нечего бояться. Знаю, прозвучит тупо и банально, но всё будет хорошо.
Раздался звонок в дверь. Марсель поцеловал её в щёку и ушёл встретить Кристину. Мари поглядела в окно, на оранжевые огни и белые сугробы, на украшенные ограды соседних домов, на взвившийся в небо одинокий фейерверк и спросила себя, неужели всё действительно не может быть хорошо? Высушила слёзы, расправила плечи и вышла к гостям. Не стеснялась выпивки, охотно присоединялась к шуткам друзей и даже заливисто хохотала, когда они с Кристиной дурачились в попытке спеть что-нибудь в домашнем караоке. Ей хотелось вернуть себя ― бойкую заводилу в компании, и Мари ловила себя на мысли, что у неё неплохо получается. Но она не могла не замечать, как таяла улыбка на губах её милого друга, старающегося вспомнить вкус подлинной радости, в точности, как она сама.
К часу ночи Коннор признался Хэнку, что устал и хочет пойти домой.
― Серьёзно? Даже я готов хоть до утра тут торчать!
― Какая-то небывальщина, что ты не начал нудить сразу после полуночи!
― Сам не пойму. Наверное, просто хочу забыть о пережитом говне. — Хэнк пригубил скотча и нахмурился в сторону друга. — А ты Мари не расстроишь ранним уходом?
― Без моей кислой рожи ей будет только лучше. Она вроде веселилась сегодня. Рад видеть её такой…
― Эй, малая! ― окликнул её Андерсон. ― Тут кое-кто собрался свалить. Тресни ему как следует, чтоб херню не порол.
― Уже уходишь? ― не скрывая огорчения спросила Мари, подойдя к ним двоим.
― Извини, что так получилось, я…
― Ничего страшного. Главное, что ты пришёл. Я была очень счастлива сегодня, ― она говорила с пониманием и смирением. ― Давай провожу тебя! ― Шустро влезла в сапоги и надела куртку. ― Как раз прогуляемся.
Её важный командирский тон ― столь привычный, столь обожаемый ― вселил в Коннора надежду. Попрощавшись со всеми, отправились в путь.
Они молча шагали вдоль засыпанных снегом сонных улиц, глотая морозный воздух. На черноте небес расстилалась шёлковая скатерть лиловых облаков, и беспрестанно осыпался бархатистый снег, путаясь в тёмных прядях Коннора, изредка шмыгающего покрасневшим носом. На его губах проступала едва уловимая улыбка и тут же растворялась в задумчивости черт. Прозрачные клубки дыхания уносились в промозглую высь, сбиваемые лёгким ветром.
Снег всё падал. Обрушивался с неба плотной стеной. Превращался в волшебные порталы, ведущие в прошлое.
«Обожаю, когда он в пальто…»
Мари подняла глаза и увидела бьющий сквозь темноту знакомый чудесный свет большого фонаря. Мокрые белые хлопья плавно закружили в вышине, переливаясь сияющим перламутром. К горлу подкатил ком. Остановилась и схватила Коннора за руку. Он обернулся к ней, и в его глазах застыл немой вопрос.
― Мне было так пусто… Всё это время, ― тихим, чуть осипшим на морозе голосом произнесла Мари, глядя на мерцающий рядом сугроб. ― Мне было так же пусто, когда не стало мамы. Никому не было дело до моей печали. Папа едва справлялся со своей, бабушки и дедушки поддерживали его как могли. А я делала вид, что моя боль слабее, чем его. ― Она почувствовала, как Коннор ласково гладил большим пальцем кожу её кисти, и посмотрела в его лицо увлажнившимися глазами. ― Весёлый и беззаботный детский мирок в одночасье рухнул. Никто не мог утешить меня. Никто не хотел обнять… И тогда появился ты: взял меня за руку и отвел домой. И теперь, когда я держу твою руку, мне кажется, что я возвращаюсь домой. Всегда возвращаюсь домой.
Голубое свечение на виске мигнуло жёлтым и мгновенно сделалось ярко-красным. Из лёгких Коннора вырвался шумный вздох и превратился в мокрое облачко, исчезнувшее в воздухе. Мари залюбовалась колыхающейся на ветру прядью, спадающей ему на лоб: протянула озябшие пальцы и невесомо прикоснулась к ней ― милый сердцу привычный жест. Коннор смежил веки, боясь шелохнуться и навсегда утратить этот миг.
― Знаешь, когда я чувствовала невыносимую боль, безысходность или пустоту, я мечтала вернуться в это мгновение. Всегда-всегда. Всякий раз, когда психотерапевт просила меня вспомнить самый счастливый момент моей жизни, это было Рождество в пору моих двенадцати ― дорога к дому, вот это самое пятнышко фонарного света, где ты опустился подле меня на скрипучий снег…
Коннор открыл глаза и вплотную приблизился к Мари, очертив тёплыми ладонями контур её лица. Свет внутри её зрачков был таким же, как и много лет назад, а взгляд полон печальной нежности. Веер ресниц покрыли пушистые снежинки, отбросив на кожу бледные тени.
― Теперь твои волосы тоже все в серебре. — Пригладил её влажные светлые пряди. — И я по-прежнему люблю тебя, ― дрогнувшим голосом произнёс он и наконец позволил себе заключить её в трепетное крепкое объятие.
Снег продолжал падать. Укрыл серебром их двоих. Спрятал от целого мира, оставив в лучшем из мгновений. В том, в которое оба мечтали вернуться, чтобы их души переродились. Чтобы они могли двигаться дальше. Вместе. В желанной тесноте его сомкнутых рук, в запахе ткани промокшего пальто и корицы с имбирём гасла печаль и умирала отчуждённость. Мари понимала, что будет трудно, но ей больше не было страшно.
Сумо встретил их довольным лаем и мягким неуклюжим кружением у ног. Сквозь темноту игриво переливались разноцветные огоньки гирлянд, тихонько бурчал включённый телевизор с рождественским фильмом. Внутри этих стен всегда царили уют и безопасность. Повесив верхнюю одежду, скинув как попало сапоги, Мари пробежала на кухню, включила свет и заполнила два стакана первым попавшимся под руку алкоголем. В её движениях читалась подлинная радость, искренняя улыбка не сходила с лица, и Коннор ощутил умиротворение. Подошёл следом и принял из её рук выпивку.
― С Рождеством! ― ласково и весело прошептала Мари, затем легко припала к разомкнувшимся ей навстречу губам.