— Мальчишке? — Терций встрепенулся. — Гомункул?
— Нет, мальчишка был человеком. Служил на посылках. Ребенок кого-то из его слуг, я так полагаю.
«Мальчишка на посылках. Нужно найти его и расспросить».
— Спасибо за информацию, — сказал Терций. — Может, вы заметили что-то еще накануне убийства? Днем, вечером, ночью? Все, что угодно.
Белый удивленно посмотрел на Терция:
— Господин вы… интересуетесь моим мнением?
— Да. Любая деталь может быть очень важна.
Белый посмотрел на Терция, потом на Амико у него за плечом, а затем сказал:
— Господин вернулся крайне расстроенным. Заперся в храме и запретил кому бы то ни было его беспокоить. Это место хорошо охраняется, но никто ничего не заметил и не поднял тревогу, даже гомункул Сауреса. — Белый сделал несколько шагов к храму, уперся спиной в его двери. — Я нашел Мирко здесь. Наверное, он стоял, как и обычно, вот так. — Гомункул еще раз толкнул лопатками двери.
«Странно. Он должен был видеть нападавшего и подпустить его очень близко».
— Думаете, Мирко знал убийцу?
— Я всего лишь гомункул. Не выучен делать какие-либо выводы, только подмечать детали и записывать их. — Гомункул достал из складок одежды книжицу, пролистнул в конец. — Здесь я написал об этом.
Он продемонстрировал запись Веласко.
— Вы постоянно все записывали? — спросил Терций.
— Да. На случай, если важные документы господина Сауреса будут утрачены или испорчены.
— Я могу взять их на изучение?
Белый заметно вздрогнул:
— Я бы не… Понимаете, они нужны мне для работы.
— Но пока у вас нет работы. Я верну их, как только прочитаю.
Будь перед Терцием гомункул попроще, то замер бы статуей до прихода хозяина, который помог бы разобраться в ситуации. Но этот был умен и самостоятелен. Наконец, Белый протянул Терцию записи и прошептал:
— Верните их как можно скорее и никому не говорите, что я их вам давал.
Терций благодарно прижал книгу к своей груди.
— Еще один вопрос, — сказал Веласко. — Кто из знакомых Сауреса ходил на раскопки?
— Многие. Представители церкви часто посещали с инспекцией. Сам Бенито Кальдерон бывал несколько раз. Ученики задерживались до ночи.
— Родные, слуги?
— Только Мирко и Винченте.
Больше расспрашивать гомункула было не о чем. Они поклонились друг другу и разошлись в разные стороны. Всю дорогу обратно Амико хранил удивительное молчание.
— Говори уже, — сказал Терций. — Чувствую, ты о чем-то задумался.
— Я не хочу оказаться на его месте, — признался гомункул. — Чтобы меня оставили на руинах, где нет ни души и где бы я медленно сходил с ума. — Он посмотрел на Терция. — Пожалуйста, хозяин, никогда не давайте мне такого приказа.
Веласко положил ладонь ему на макушку:
— Не буду.
Ему и самому было жаль Белого. Было в этом что-то изощренно жестокое: создавать нечто настолько умное — и заточать в канареечную клетку.
По возвращению Терция ждал неприятный сюрприз. Сильвия Младшая пропала из дома. Первым делом Терций подумал о самом страшном, но старуха быстро созналась:
— Дуреха… Он давно связалась с каким-то матросом из Галлы. Все говорила, что сбежит с ним. Вот и сбежала. Заодно прихватила серебряные ложки и канделябр. — Старуха расплакалась. — Это все моя вина, господин. Слишком уж сквозь пальцы я смотрела на ее проделки.
Терций подавил желание сейчас же выставить ее вон. Время слишком сильно изнашивает людей. Раньше Сильвия была сообразительной и бойкой, а теперь еле шевелится и плохо соображает. Раньше Альваро Молина щеголял выправкой кавалериста, а теперь расплылся, как переспелая хурма. Дом тоже зарос пылью, паутиной и обветшал. Того и гляди развалится на глазах. Сколько еще на его голову свалится проблем?! Наконец, Терций выдохнул.
— Ничего, Сильвия, — процедил он. — Паршивая овца есть в любом стаде.
«И вокруг сплошь они. Паршивые овцы».
Терций заперся в кабинете и начал читать записи белого гомункула. Тот скрупулезно описывал каждый день. Сколько песка отгрузили, какой глубины была яма, сколько и каких костей подняли из нее. Терций не был большим экспертом в области джаалдаров, ему ничего не говорило описание чаш, одежды и прочей утвари. Но вот с появлением в записях Первого Храма стало интересней. Судя по заметкам гомункула, там нашли очень богатое захоронение. Особенно Терций зацепился за строчку: «Четыре свитка господин Саурес оставил при себе для пристального изучения». Эти свитки то и дело всплывали в последующих записях.