— Вы, должно быть, голодны? — поинтересовался Молина после того, как промокнул жирные губы ажурной салфеткой. — Вас так долго везли, что я не сумел отказать себе в удовольствии.
«Да ты вообще не привык ни в чем себе отказывать», — подумал Терций, смерив взглядом несуразное пузатое тело секретаря.
— Не голоден, благодарю, — ответил Веласко. — И раз уж разговор настолько срочен, что ваши солдаты готовы вытащить меня на улицу в мокрой сорочке, то я предпочел бы поскорей с ним закончить.
Один из солдат у дверей кашлянул, лязгнув доспехами. Молина бросил на него злой взгляд, а затем лезвие этого взгляда вонзилось в Терция.
— Он срочный, вы правы. — Молина грубо скомкал салфетку и швырнул на стол. — Ради него я бы без всякого стеснения стащил вас с эльфийской шлюхи, находись вы хоть в самой Вечной Ночи.
— Какое счастье, что я веду аскетичный образ жизни…
— Не сказал бы. Например, не так давно вы проводили дорогой ритуал для вашего гомункула. Кстати, а откуда у вас такие средства?
Следят за ним и ничуть этого не стыдятся. Да только не слишком внимательно, иначе б давно поймали на горячем.
— Я был богат, господин секретарь, — спокойно ответил Терций. — Грешен — корона изъяла у меня не все средства.
— Угу… — Молина уткнулся глазами в своего растерзанного гуся. — Стало быть, вы хитрый лис. Это хорошо. Такие люди полезны короне. Разумеется, пока едят с рук. Кстати, насчет пользы. Вы обещали предоставить мне отчет несколько дней назад. Я заждался. Каждый день промедления дорого стоит церкви.
— Здесь мне придется вас разочаровать. Это были не темные эльфы. Кто бы это ни сделал, в первую очередь он имел зуб на Сауреса и его работу.
— Кому нужен этот никчемный жрец и его исторические труды? — раздраженно спросил Молина, отчего его багровая рожа затряслась еще сильней.
— Вы мне скажите. Говорят, у господина Сауреса была крупная ссора с главным жрецом накануне убийства. Он был непопулярен, в явной опале. Вы, как секретарь, могли бы объяснить эти слухи?
Красный студень головы затрясся еще сильней, и Терций всерьез испугался, как бы секретарю не стало плохо. Но Молина быстро успокоился, обуздав злость.
— Вы хитрый лис, — протянул секретарь, — но хитрость не всегда равняется уму. Вы должны были разоблачить темных эльфов, а не погружаться в эти… тонкости.
— Вы не правы. Я должен был подтвердить причастность темных эльфов, но не могу. Это не они. Я скоро предоставлю вам свой полный отчет. Просто сбор доказательств занял чуть больше времени, чем я предполагал.
Молина ударил кулаком по столу:
— Вы меня не слушаете! Чертов нелюдь! Темных эльфов необходимо немедленно устранить! Отправить восвояси! Сгноить! Пока они не сгноили нас! — Он вскочил из-за стола, опрокинув на пол кости и кубок. — Вам, Веласко, не понять, в каком положении сейчас королевство. Эльфы давят на нас! Чертово сватовство! Оно погубит всех нас! — Секретарь положил руки на стол и посмотрел в глаза Терцию. — Что значит один небольшой подлог, если на кону стоит судьба целого королевства? Мне не нужна от вас правда, Веласко. Мне нужно от вас ровно то, для чего я вас снял с этой загаженной скалы. Если вы считаете себя истинным сыном Онте, вы мне это дадите. В противном случае… Я найду за что наказать вас, и не считайте, что если широки в плечах, то эти плечи не дадут голове скатиться. Я достаточно ясно выразился?
— Да, господин.
Терций покидал белокаменный дворец чистоты и святости с грузом беспокойства на душе. Он погиб. Выхода нет. Его зажали с двух сторон. Если он согласится с подлогом церкви, Эльвала уничтожит его, а если все случится наоборот, то его сживет со свету Бенито Кальдерон. Терций чувствовал себя растерзанным гусем на столе господина секретаря.
Когда Терций, сопровождаемый гвардейцами, пересекал сад, то заметил какое-то оживление. Смех, овации, мельтешение ярких нарядов между лимонными деревьями. Терций остановился на главной дорожке, посмотрел на фонтан и увидел то, чего совсем не ожидал. На парапете стоял мальчишка лет одиннадцати-двенадцати. Огненно-рыжие вихрастые волосы, красно-золотой наряд принца.
Мельхиор Четвертый внешне больше походил в мать, палладийскую царевну Иветт, и оттого казался золотом среди угля. Терций уезжал, когда мальчику было не больше четырех, поэтому не представлял, каким по характеру вырос наследник престола. По словам Иззе, мальчик был марионеткой главного жреца, по совместительству регента при несовершеннолетнем правителе, но в развязности позы принца читалось нечто иное. Сейчас он красовался перед многочисленными придворными, изображая святого Мельхиора, натянувшего нацеленный в небеса лук. Еще секунда, и священная стрела пронзит небеса и постучится в двери Великого Ткача. Терцию это говорило только одно — принц достаточно дерзок, чтобы сравнивать себя со святым, в честь которого получил имя.