Она кладет открытку и снова смотрит на кольцо на пальце. Подходит к зеркалу и подносит руку к лицу, чтобы увидеть себя с кольцом в зеркале. Загорается еще одна синяя лампа. Она смотрит на нее. Снимает кольцо, кладет все вещи назад в пакет. Поправляет халат, надевает перчатки и выходит.
Сцена 5
Инга сидит за столом и заполняет журнал. За окном звонят церковные колокола.
Инга (читает и отмечает в журнале. Бубнит себе под нос). Слишком плотный кал… две черносливины для размягчения… А тут стула не было, это первый день, понаблюдаем… У этой тоже не было, четвертый день… двойную дозу микролакса… у него не было, это первый день, ну должен же быть хоть кто-то, у кого сегодня утром был хороший, нормальный стул!
Входит Метте, на руке висит упакованная в целлофан старая поношенная женская одежда с именными бирками, в руке — туфли.
Инга. Ты еще не относила все это вниз?
Метте. Относила, только там нет места. Склад переполнен. Они спрашивают, не могли бы мы пока подержать все это у нас.
Инга. У меня мурашки… Повесь вон там. У новенького, что в комнате отдыха, был стул?
Метте. Да.
Инга. Наконец-то, хоть у кого-то был стул!
Метте. Но очень жидкий по консистенции.
Инга. Да? Все равно лучше, чем ничего.
Хелене (входит). Больше нет чистых простыней.
Инга. Я знаю.
Хелене. Кое-кому не меняли уже несколько недель.
Инга. Знаю, знаю.
Хелене. Скоро не останется ни чистых наволочек, ни пододеяльников. В бельевой уже почти все полки пустые.
Инга. И это с тех пор, как мы, устраивая место для вновь прибывших, из комнаты отдыха сделали спальню. Я докладывала об этом в администрацию и просила подвезти еще комплектов белья. Не знаю, почему их до сих пор нет.
Метте. Неприятно, когда пациентов так много, они просто повсюду. Только решишь, что ты наконец одна, и тут же из темноты выплывает чье-либо белое лицо.
Инга. Не надо истерик. В это время года всегда так. Хелене. Такого наплыва никогда еще не было.
Инга. Только когда дерево распустится, нам станет легче. Тогда природа уже отделит сильных от слабых. (Вновь утыкается в журналы.) У Принцессы-то был стул?
Хелене. Да, нормальный.
Инга. Хорошо, на нее всегда можно рассчитывать. (Отмечает в журнале.).
Хелене. У Моны тоже нормальный.
Инга, собираясь отметить это в журнале, роняет карандаш, и тот падает на пол. Хелене быстро поднимает его.
Инга. (отмечает в журнале). Нормальный… (Замечает, что Хелене неотрывно наблюдает за ее рукой.) Что такое?
Хелене. У тебя руки трясутся.
Инга. Я устала.
Хелене (поспешно). Принести тебе чашечку кофе?
Инга. Нет, спасибо. Этот звон колоколов действует мне на нервы. В нем есть что-то триумфальное.
Метте (выглядывает из-за шторы в окно). Это Йохан?
Инга. Да.
Метте. Ни цветов ни венков…
Инга. Некому было заплатить за них.
Метте. Из близких тоже никого.
Одна из синих ламп загорается. Хелене надевает перчатки и уходит.
Инга. Этого Йохан не видит.
Метте. А вон священник, поставил свою сумку на крышку гроба и стоит, улыбаясь, с похоронным агентом разговаривает!
Звон колоколов прекращается.
Инга. Какая тишина.
Метте (опускает штору). Люди отличаются друг от друга, даже после смерти…
Инга (взволнованно). Когда умерла моя мама, я украсила ее гроб белой сиренью. Ее аромат наполнял всю церковь, так что голова кружилась.
Агнете. Там женщина упала с кровати. Та, здоровая толстуха. Лежит на полу и барахтается. Я одна не могу ее поднять.
Инга. Я сейчас приду. (Уходит.).
Агнете (смотрит на висящую в целлофановом пакете одежду). Еще один. Скоро каждый день будут поступать новые. Незаметно нас будет становиться все больше и больше. А когда подумаешь, что еще столько же на всех других этажах и в других отделениях…
Метте. И что тогда?
Агнете. Ничего, ничего такого. Ты видела гроб?
Метте. Да.
Агнете. Кому же это удалось расстаться с этим миром?
Метте. Вы что, хотите умереть?
Агнете. Да.
Метте. Вам не страшно?
Агнете. Конечно, страшно. Но у меня больше нет сил ждать. Должно быть, скоро мой черед. Я уже здесь отбыла свое наказание.
Метте. Что вы имеете в виду?
Агнете. Ты что, не видишь, что это чистилище? Здесь, конечно, нет раскаленных тисков и вечного огня. Наоборот. Это пытка незаметная, усовершенствованная и продолжительная. После нее не остается ни шрамов ни рубцов. Это — пытка самим ожиданием. И ждешь, и ждешь, и ждешь, а в это время все медленно исчезает. Чувства, ощущения, воспоминания, все, пока от тебя не остается ничего, кроме небольшой кучки костей в кожаном мешке. Здесь ты ни живой ни мертвый.
Молчание.
Метте. Вчера кто-то забыл закрыть дверь на лестницу, и она была открыта несколько часов.
Агнете. Я видела.
Метте. Но никто даже не попытался улизнуть, сбежать отсюда!
Агнете. Бегут обычно только слабоумные, но они, наверно, и не заметили этого. А остальные, мы-то немножко соображаем. Да и куда нам идти, если мы даже за собой ухаживать не в состоянии. Поэтому мы и здесь. Кто поможет мне подняться, если голова закружится и я упаду? И кто мне поесть принесет, когда я по улице-то ходить не могу? А кто обнаружит меня, когда я умру? Мне не хотелось бы лежать там и разлагаться до тех пор, пока меня не найдут по запаху. Элис, Элис…
Метте. Меня зовут не Элис!
Агнете. Нет, но сходство просто потрясающее. То же лицо, тело и все движения, такая же короткая прическа. Когда я была как ты, у меня были длинные волосы. Такие длинные, что я могла на них сидеть. Каждое утро я заплетала их и укладывала венком вокруг головы…
Метте (идет к двери). Мне надо идти.
Агнете (идет за ней и быстро говорит). Все так завидовали моей косе. И только когда ее отстригли, я заметила, какая она была тяжелая. Голове полегчало, и головная боль…
Метте. У меня нет времени.
Агнете. Ну еще одну секунду! Осталось не так много! Так вот, постоянная головная боль прошла. Я спрятала отрезанную косу в ящик. А когда Элис была маленькая…