Инга. Садись.
Хелене садится.
Метте (Инге). Не будете задувать свечи?
Инга задувает свечи. На сцене становится темно. Ночь!
Сцена 7
Ночь. Свет слегка голубоватый. В разных местах комнаты висят три комплекта одежды, упакованной в целлофан, с именными бирками на каждой вещи. На полу стоят три пары ботинок. У Метте ночное дежурство. Она сидит за столом и вяжет красный свитер. Перестает на мгновение вязать и прислушивается. Тишина. Снова берется за вязание. Опять перестает и прислушивается. Тихо. Вдруг замечает Агнете, которая ходит взад и вперед по коридору.
Метте (зовет). Агнете?
Агнете появляется в дверях.
Метте. Вы все ходите по коридору, почему не спите?
Агнете. Не могу. Там они все лежат, тяжело дышат и еще стонут во сне. (Хочет уйти.).
Метте. Подождите… зайдите сюда, пожалуйста. (Подходит к Агнете, берет ее за руку и ведет в комнату.) Мне нужна компания. Здесь так тихо. Ночью все совсем по-другому. В голове сразу возникает столько идей и мыслей.
Агнете (идет к окну. Штора отодвинута). Сколько огней в центре города! Я и не знала, что отсюда все так выглядит. Это похоже на праздник… Интересно, а нас они видят?
Метте. Не думаю. Здесь слишком темно.
Агнете. Ну да. Да и зачем им это? Что ты вяжешь?
Метте. Свитер. Скоро закончу.
Агнете. Примерь. Я посмотрю, сколько осталось.
Метте примеряет вязанье прямо со спицами. Агнете держит клубок.
Агнете. Он будет в обтяжку.
Метте. Я так и хотела.
Агнете. Теперь ты похожа на Элис, как никогда. Такая юная и свежая. Тебе не следовало бы находиться в подобном месте. Тебе надо быть там, в городе. На празднике!
Метте. Там нет никакого праздника. Это только отсюда так кажется. (Хочет снять свитер.).
Агнете. Нет, постой, я еще полюбуюсь тобой, еще чуть-чуть… (Гладит Метте по щеке.) Как удивительно, что такая прекрасная, упругая кожа когда-нибудь станет такой же серой и дряблой, как моя…
Метте (смущенно). Да…
Агнете. Ох, если бы я была мужчиной, молодым человеком… (Гладит ее по шее, по плечам, по груди.).
Метте (отталкивает ее от себя. Сердито). Прекратите…
Агнете. Почему? Разве на мне есть хоть одно место, до которого бы ты не дотрагивалась? Разве тебе не знакомо мое тело до самых мельчайших подробностей? Разве я смогу воспротивиться, когда вы завтра утром придете и начнете раздевать меня догола, чтобы помыть? Почему же тогда я не могу один только раз потрогать твое тело? Ощутить твою молодость. Твое тепло.
Метте. Я стесняюсь.
Агнете. Я тоже стеснялась, сначала. (Направляется к выходу.).
Метте. Вы можете не уходить, остаться здесь в комнате, если хотите.
Агнете. Я устала. Теперь, думаю, я смогу заснуть. Спокойной ночи.
Метте. Спокойной ночи… Что такое?
Агнете. Ничего…
Метте. Голова закружилась?
Агнете. Немного.
Метте. Идемте, посидите, пока не пройдет. (Помогает Агнете сесть и сама садится на стулу ее ног.). Вот так. Лучше?
Агнете. Да…
Метте. Я так испугалась. Хотите воды попить?
Агнете. Нет, спасибо.
Метте. Я сожалею о том, что было. Хотите, потрогайте меня сейчас.
Агнете. Нет, нет… Я тебя хорошо понимаю. Не знаю, что это я вдруг. Мне самой потом стало неловко.
Метте. Не надо. Это я такая глупая. Я сама хочу, чтобы вы меня потрогали.
Агнете. Я не могу…
Метте. Дайте вашу руку… (Кладет руку Агнете себе на грудь. Молчание.) Ну, как?
Агнете. Нежная и теплая. Я чувствую, как бьется твое сердце…
Метте. Сильно, да?
Агнете. Да…
Метте (смеется). Представляете, если бы нас кто-нибудь сейчас увидел!
Агнете. Да, чего бы они только не наговорили.
Метте (поднимается и идет к зеркалу). По-вашему, я изменилась, с тех пор как пришла сюда? Я имею в виду мое лицо?
Агнете (бормочет). Элис…
Метте (не слышит этого). Сначала я думала, что стану для вас ангелом-хранителем. Когда шла по коридорам или заходила в палаты, а вы все смотрели на меня и хотели довериться мне, я себя и воспринимала — ангелом-хранителем. (Смеется.) Мне казалось, я смогу заставить парализованного ходить, слепого видеть, а склеротика — помнить. И самое главное, я была уверена в том, что никогда не стану такой же, как Инга и Хелене. А посмотрите на меня сейчас… Вчера одна из новеньких обмочилась, долго лежала, звала нас, но ни у кого не было времени, а когда я подошла, было уже поздно: она сама и все белье насквозь промокли. Пока я раздевала, мыла ее, переодевала в чистую мужскую пижаму, другой ведь не было, она, рыдая, не переставала извиняться и благодарить за помощь. Я пыталась объяснить ей, что это не ее, а наша вина, но она продолжала рыдать, извиняться и благодарить. В какой-то момент я не выдержала… подняла руку… и ударила ее… сильно, прямо по ее нежной, залитой слезами щеке. Самое ужасное… что мне это понравилось. Мне стоило больших усилий, чтобы не ударить еще и еще. Я не понимаю, что здесь происходит с людьми. (Замечает, что Агнете сидит с закрытыми глазами. Улыбается.) Вы же меня совсем не слушаете. Как вы можете так вот сидеть и спать… Агнете? Откройте глаза, посмотрите на меня! Агнете! Нет! Нет! Нет, нет, нет…
Сцена 8
Инга. Вы помыли Агнете, приготовили ее?
Метте. Да, и охранники уже пришли, чтобы отвезти ее в подвал.
Инга. А тележек с едой все еще нет?
Хелене. Нет.
Инга. Уже на час опаздывают.
Хелене. И так практически каждый день.
Инга. Выйди посмотри, не едут ли.
Хелене уходит.
Метте (кладет на стол мешок). Вот ее вещи.
Инга (выкладывает вещи на стол). Немного мусора… и коса. Надо же такое припрятать! Когда я была молодой, у меня тоже были длинные волосы. Такие длинные, что я могла на них сидеть. Каждое утро я заплетала их и укладывала венком вокруг головы. Моей косе все завидовали. И только когда ее отрезали, я поняла, какая она была тяжелая. Голове стало легче, и постоянная слабая головная боль прошла.
Метте чешет руки.
Инга. Прекрати чесать, от этого только еще хуже будет.
Хелене входит.
Ты видела их?
Хелене. Нет…
Инга. С меня хватит. Я им так и сказала. Моему терпению приходит конец. Ни чистой одежды, ни постельного белья, ни перчаток. А теперь еще и еду привозят все позже и позже. И о чем они только там думают, чего добиваются?
Хелене (нервозно). Не так громко…
Инга. Говорю, как хочу. И посмотри — становится грязнее и грязнее… пыль и грязь повсюду. Здесь теперь тоже не убирают. Уборщицы сюда, до верхних этажей, никогда не доходят. Если бы только администрация знала, знала, как все здесь ветшает и зарастает. Не то что раньше, когда тут была больница. Тогда здесь все сверкало и светилось, все функционировало как надо. Я тогда работала в родильном отделении. Родильное кресло стоит сейчас там, в подвале, а большая операционная лампа висит над ним, как мертвое солнце. Не знаю, почему они оставили его в подвале. Как-нибудь покажу его вам.