— Ну что, надумал? — спросил он нетерпеливо.
Мэдс Мэдсен покачал головой.
— Дай мне еще подумать, — произнес он строго и звучно. — Непростое это решение, Вильям.
— Конечно-конечно, — взгляд Вильяма блуждал по комнате в поисках чего-то, что может повлиять на решение напарника. — Давай выпьем, — предложил он. — Знаешь, в голове даже как-то проясняется, когда выпьешь с товарищем.
Они выпили, и как только содержимое бутылки подошло к концу, Мэдс Мэдсен определился.
— Ну что ж, пусть будет по-твоему, — произнес он кротко.
— Как?
— Неси ружье, мой мальчик, со сменными стволами. И захвати двадцать коробок патронов.
— Я сказал пятнадцать.
— Ты сказал двадцать, мой мальчик.
— Вот и нет, — запротестовал Вильям, — я сказал пятнадцать, я точно помню.
Мэдс Мэдсен огорченно покачал головой.
— Как хочешь, я ведь не настаиваю. Если ты считаешь, что Эмма не стоит больше пятнадцать коробок, я не стану торговаться еще из-за пяти. Но тогда уж ей лучше остаться со мной.
— Ну ладно, пусть будет двадцать. — Вильям вскочил и принес вещи. — Я не потому, что хочу сбить цену, — объяснил он, — просто точно помню, что сказал пятнадцать.
— Теперь уж все равно, — ответил Мэдс Мэдсен. — Девчонка, во всяком случае, стоит всех двадцати, — и протянул руки, в которые Вильям и вложил ружье.
— Тонкое, изящное и простое в обращении, — рассмеялся Мэдс Мэдсен. — Прямо как Эмма.
Этим вечером Черный Вильям отправился спать счастливым. Он взял с собой Эмму, и они долго лежали, перешептываясь о том, что произошло, и о том, что ждет их в будущем. Впервые, с тех пор как Вильям повстречал Эмму, он чувствовал себя в своем праве. «Все законно», — пела его душа, и он сделал с Эммой то, что сделал бы на его месте любой влюбленный юноша.
Мэдс Мэдсен совершил прекрасную сделку. Богатая фантазия преподнесла ему почти новый «Стивенс», который хорошо ложился в руку, да еще со сменным стволом в придачу, а потому пригодный для разных целей. Он посвящал новому оружию не меньше времени, чем Вильям — Эмме, и не прошло и недели, как с двадцати шагов уже мог попасть в лоб изображенному на спичечном коробке Торденскьолю[53].
Мэдс Мэдсен немного беспокоился за Вильяма и пообещал себе, как только представится случай, поговорить об Эмме с ближайшим соседом Бьёркеном.
Вильям был счастлив со своей женщиной. Первый месяц они провели в любовном угаре, и Мэдс Мэдсен явно был здесь третьим лишним. Но потом их отношения вошли в более спокойное русло, уступив место привычным повседневным заботам. Теперь Вильям нередко отправлялся на охоту в одиночестве, как встарь, бывало, что он засыпал, не приласкав Эммы. Иногда случалось ему и пожалеть о ружье, но он утешал себя тем, что у него есть право на Эмму, которого не было ни у одного другого мужчины. Так все и шло, пока не появился Бьёркен.
С Бьёркеном происходило что-то неладное. Вильям это сразу заметил. Что-то угнетало долговязого, бледного мужчину, взгляд у него был отсутствующий, ничего не выражающий. А еще Бьёркен не снял исландский свитер, не предприняв ни малейшей попытки продемонстрировать огнедышащего дракона, который красовался на его спине. Вильяма немного сердило, что Мэдс Мэдсен уехал проверять ловушки: не каждый день увидишь Бьёркена в таком состоянии, хотелось поделиться впечатлением с напарником.
— Ты случаем не заболел, Бьёрк? — озабоченно спросил Вильям. — Неважно выглядишь.
Бьёркен ссутулился. Тяжело кивнув, он произнес измученным голосом:
— Можно это и болезнью назвать, если лучше ничего не придумаешь, — и ударил себя в грудь. — Вот здесь оно сидит, Вильям, и не хочет выходить.
— Ну и дела, — Вильям завороженно уставился на гулко отозвавшуюся на удар грудь Бьёркена. — Надо тебе дать чего-нибудь горячительного.
Они приняли горячительного, и оно так здорово помогло Бьёркену, что тот даже расправил плечи. Приняв еще пару стаканчиков, он вывалил свои проблемы на Вильяма.
— Я конченый человек, — признался Бьёркен. — Мне никогда не стать прежним. Если все это меня не убьет, я, наверное, сам себя порешу.
Вильям кивнул.
— Для человека, вроде тебя, это вряд ли возможно, так что, думаю, я знаю, в чем причина твоих страданий.
Бьёркен коротко на него взглянул.
— Что ты имеешь в виду?
— Я думаю, ты влюбился, — ответил Вильям. Он вздохнул, вспомнив о недавних своих переживаниях.
Ответ гостя напомнил так хорошо знакомого ему старого доброго Бьёрка:
— Не будь я уверен, что ты не станешь об этом болтать по всему побережью, ни за что бы не признался. Да, Вильям, я влюбился.
— Вот это да, черт подери, — улыбнулся Вильям. Влюбленный Бьёрк! Небывалое дело.
— Хочешь верь, хочешь не верь, — повесив голову, Бьёркен уставился на грубую поверхность стола, — но получилось так, что я люблю одну девчушку, а она — меня. Больше мне сказать нечего.
— Но это же прекрасно! — Вильям потянулся через стол и хлопнул Бьёркена по плечу. — О чем горевать-то?
Бьёркен покосился в сторону.
— И это говоришь ты, — ответил он с горечью в голосе, — именно от тебя я должен выслушивать это.
— Послушай, Бьёрк, да в чем дело? Что я сказал-то? — Вильям по опыту знал, что влюбленные очень чувствительны.
Вильям занервничал. Положение Бьёркена он сравнил с тем, в котором сам однажды побывал, и спросил:
— А ваши чувства взаимны?
Бьёркен кивнул. Взгляд его принялся блуждать по комнате, избегая останавливаться на Вильяме.
Они посидели молча, погруженные каждый в свои мысли. Внутри у Вильяма все клокотало. Его подозрения пока не переросли в уверенность, а спросить он не решался, боясь, что они подтвердятся. И тут Бьёркен милостиво его добил:
— Я уже несколько недель не сплю, — поведал он шепотом. — Извел совсем Сизого Носа и Малыша Лассе, брожу по ночам, как привидение. Ее пышное тело и розовые губки везде меня преследуют, — он повернулся к Вильяму, и, продемонстрировав полные слез глаза, тихо спросил: — Продашь мне свое право, Вильям?
Мозг Вильяма на мгновение отключился. Но тут же заработал на полную мощь, мысли так и зароились. Вильям был в замешательстве. Эмма его предала. Эмма предпочла этого мучного червя настоящему мужчине. Она была с Бьёркеном и, что еще хуже, любила его. Он представил себе Эмму и ружье, которое отдал Мэдсу Мэдсену, и в его голове замаячила мысль о выгодной сделке.
— Что ты за нее даешь? — спросил он холодно.
— Все, что захочешь, — с надеждой в голосе произнес Бьёркен.
— А что у тебя есть, Бьёрк?
— Ничего, — честно ответил влюбленный. — Шкуры прошлогодние пошли в уплату татуировщику, ружье у меня старое, а собаки у нас с Сизым Носом и Малышом Лассе общие.
— Хмм… — Вильям раздумывал. — Ну что-то же у тебя должно быть, — заявил он, — у всех что-нибудь ценное да есть.
Бьёркен задумчиво стянул исландский свитер и повернулся к Вильяму спиной.
— Вот, — заявил он, — единственная моя ценность. Бери ее, Вильям, а мне уступи право на Эмму.
Вильям уставился на спину Бьёркена. От самых плеч до талии на ней красовался восхитительный огнедышащий дракон. Когда Бьёркен играл мускулами, дракон, казалось, танцевал и извергал из пасти длинные языки красного пламени.
— Но я же не могу его с твоей спины содрать, — произнес Вильям, не в силах глаз оторвать от дракона.
— Не можешь, — ответил Бьёркен. — Он останется на своем месте. Но будет принадлежать тебе. А когда я помру, сделаешь с ним, что захочешь.
Вильям протянул руку и пощупал дракона. Потрясающий дракон, как на вид, так и на ощупь.
— Ну, если у тебя больше ничего нет, — протянул Вильям, — похоже, мне придется довольствоваться чудовищем, — и он слегка ущипнул Бьёркена, чтобы посмотреть, не поменяется ли цвет татуировки. Не поменялся. — Однако помни, Бьёрк, что дракон теперь мой. Не вздумай его без разрешения никому показывать. Не забудь об этом!
53
Петер Вессель Торденскьоль (или Петер Торденшельд) (1691–1720) — адмирал, герой военно-морских сражений времен Северной войны.