Пастор Банбуль (входит). Да, я только хотел… раз уж я шел мимо…
Йоханнес. Господь да пребудет с тобой.
Пастор. Что вы сказали?
Йоханнес. Господь да пребудет с тобой.
Пастор. Спасибо! Большое спасибо! Вы меня знаете, как я понимаю. Благодарю за то, что вы приветствуете мою деятельность здесь. Спасибо! Но, простите, я ведь вас не знаю.
Йоханнес. Гм! Ты не знаешь меня?
Пастор. Да, простите! Я ведь здесь недавно, еще не побывал во многих домах. Вы здесь, может быть, работаете? Может быть, вы сын хозяина?
Йоханнес. Я — каменщик.
Пастор. Вот как! Это доброе дело — строить дома для людей.
Йоханнес. Но они не хотят в них жить.
Пастор. Не хотят? Ах да, сейчас с деньгами плохо. Я это по себе знаю, а мы ведь живем по-спартански, право же, в самом деле по-спартански — экономно.
Йоханнес. Они хотят сами строить. А строить не умеют. Непостижимо! Если им нужна обувь, они идут к сапожнику, если им нужна одежда, идут к портному. Но если им нужны дома, где жить, они не приходят ко мне — желают строить сами, хотя не умеют. И поэтому одни живут в недостроенных хижинах, другие — в развалинах, а большинство бродит бездомными.
Пастор. Простите, господин… господин Борген, я вас не разумею, я не совсем понимаю. Ваша речь — она так двусмысленна, выбор слов… так странен, что я едва ли понимаю, шутите вы или говорите серьезно.
Йоханнес. Значит, ты, видно, тоже из тех бездомных, из тех, кому нужен дом.
Пастор. Так я и думал! Весь наш разговор — сплошное недоразумение. Значит, вы меня все же не знаете: я — священник, ваш новый священник.
Йоханнес. A-а! Ибо написано: человек живет не хлебом единым, но каждым словом, что исходит из уст Бога.
Пастор. Да… но раз уж я проходил мимо Боргенсгора, то решил заглянуть.
Йоханнес. И еще написано: ты не должен искушать Господа твоего Бога.
Пастор. Что вы хотите этим сказать?
Йоханнес. Отойди от меня, Сатана, ибо написано: «Ты должен поклоняться лишь Господу твоему Богу и служить только Ему».
Пастор. Послушайте! Вы что, издеваетесь надо мной? Прошу вас объясниться, или же, извините, я уйду.
Йоханнес. Видите, все правильно. Тогда оставляет его Дьявол, но… ангелы… Где же ангелы?
Пастор. Кто вы такой? Вы член какой-то секты? Мормоны? Кто же вы? Если вы не уважаете меня как священника, разве нельзя нам поговорить просто как людям? Быть может, вы вовсе не сын хозяина хутора или вы вообще не из этого прихода, тогда простите. Но кто же вы тогда? Мое имя — пастор Банбуль.
Йоханнес. Мое имя — Иисус из Назарета.
Пастор. Нет, послушайте…. или… да, да… ох, нет, нет!
Йоханнес. И если ты трудился и чем-то омрачен, тогда прийди, ибо я дам тебе покой. Если же нет, то иди в мир, и трудись, и возвращайся после.
Пастор. Друг мой, вы ошибаетесь. Вы не Иисус. Вы сын Миккеля Боргена из Боргенсгора.
Йоханнес. Правильно! Так и считали: сын Иосифов, сын Элиев, сын Матфатов, сын Левиин, сын Мелхиев, сын Ианнаев…[58].
Пастор. Вы знаете, что вы безумец?
Йоханнес. Да.
Пастор. Вот как?
Йоханнес. А ты? Ты знаешь, что ты безумец?
Пастор. Нет.
Йоханнес. Вот видишь. Я знаю больше, чем ты. Смотри, твой зонтик у тебя за спиной — я превратил его в змею. А ты даже не обернулся. Ты так упорствуешь в своем неверии, ты, служитель веры. Ты веришь в мои чудеса, сотворенные две тысячи лет тому назад, но не веришь в меня теперешнего. Почему ты веришь в мертвого Христа, но не веришь в живого? Услышав, что ты священник, я принял тебя за Сатану, но ты просто заблудший человек, как все остальные. Ах, со мной случилось то, чего я страшился больше всего: когда Сын Божий возвратился, он не нашел на земле веры.
Пастор. Чем вы докажете, что вы. — И… и… что вы Тот, кем зовете себя?
Йоханнес. И ты служитель веры?! Служитель веры, который просит доказательств?! То, что я Христос, как и тогда, доказывают свидетельства и чудеса.
Пастор. Вы творите чудеса?
Йоханнес. Я превратил твой зонтик в змею, а ты не захотел даже обернуться. Как сделать слепых зрячими, если они зажмуривают глаза?
Пастор. А каковы же свидетельства?
Йоханнес. Те же, что и тогда: что Дух всемогущ, что Отец мой небесный превыше всего.
Пастор. Да, это мы знаем.
Йоханнес. Это и рождает отчаяние: вы просто знаете, а вы должны в это верить. Поэтому я и вернулся. Вы признаёте всемогущество Бога, но вы не верите в Него, из-за этого умирает ваша радость и чахнет ваша молитва.
Пастор. Вы не творите чудес, потому что чудес не происходит. Бог не нарушает данных слов, своего миропорядка, законов природы, своего вечного плана. Так говорится и в Писании: «Бог — Бог порядка, а не хаоса».
Йоханнес. И так говорит моя Церковь на земле! Когда я странствовал здесь в первый раз, я шел от чуда к чуду, чтобы воскресить на глазах у людей всемогущество воспринимаемой любви. Я шел моим путем чудес, чтобы научить вас свободно молиться и смело верить, чтобы достичь жизни во блаженстве. Горе тебе, моя Церковь, тебе, что изменила мне, убила меня моим же именем. Я устал от твоих восхвалений, от твоих поцелуев ценой в тридцать сребреников. И я вижу, какое ничтожное место вы отводите Духу, вы, поколения во прахе. Так называйте же меня безумцем, ибо любовь моя больше моей усталости, вера моя сильнее моих прозрений. Поэтому испросил я у моего Отца позволения еще раз посетить падшую землю. Смотрите, вот я стою, и вновь вы, мои ближние, отвергаете меня. Вы хотите жить в словах, а не в деяниях, в пустых свидетельствах, а не в полноте жизни. Но если вы вновь пригвоздите меня к кресту и на этот раз, то горе вам, горе тебе, ты, Церковь Каифы и Иуды, горе тебе, род, что не видит, даже не смеет испрашивать Знака! Коразин и Вифсаиду[59] постигла в день суда лучшая участь, чем та, что постигнет тебя! (Уходит.).
Пастор. Но это же просто ужасно. Почему они его не запрут?
Миккель (входит). Добрый день, господин пастор, и добро пожаловать в Боргенсгор! Да, я старший сын хозяина хутора, Миккель Борген.
Пастор. Вот как? Спасибо, большое спасибо!
Миккель. Садитесь, пожалуйста. Я был внизу, у фьорда, и резал тростник, когда увидел, что вы входите. А через минуту я заметил, что моя жена и отец вышли через кухонную дверь. Не желаете ли закурить?
Пастор. Большое спасибо.
Миккель. Они пошли в сторону школы, я думаю, за девочками. Вот я и поспешил домой, на случай, если вы никого не застанете. Но на это потребовалось время — ведь я шел от самого фьорда. Надеюсь, вам не пришлось меня долго ждать. Вы кого-нибудь из служанок видели?
Пастор. Служанок — нет, не видел. Зато я видел… это ведь ваш брат?
Миккель. Вы говорили с Йоханнесом? Он вам не нагрубил?
Пастор. Ах нет, собственно, вовсе нет. Это должно быть тяжко для вас, особенно для вашего старика-отца. Он что — с рождения такой… такой слегка…
Миккель. Мы не любим говорить об этом, но вам… вам ведь следует знать… Нет, не с рождения, ему было около двадцати пяти, когда это случилось.
Пастор. Надо же, надо же. Господь испытывает нас, воистину Господь нас испытывает.
Миккель. Да, так говорится.
Пастор. Подумать только, двадцать пять лет! Это что — из-за любви?
Миккель. Нет, из-за Бьёрнсона[60].
Пастор. Что вы говорите?
Миккель. Из-за Бьёрнсона и Сёрена Киркегора. Он ведь изучал теологию, Йоханнес. У него были необыкновенные способности — вот отец и думал… И сначала все шло гладко. Люди сбегались в церковь, когда он еще молоденьким студентом читал проповеди здесь во время каникул. Вам что-то нужно?
59
Израильские города, жителей которых Христос, согласно Евангелию, корил за нежелание раскаяться и которым предрек печальный конец.
60
Бьёрнстьерне Бьёрнсон (1832–1910) — норвежский поэт, прозаик, драматург. В его драме «Свыше сил» (1883) поднимается вопрос о возможности христианского чуда.