Грифы все прибывали.
Некоторые постепенно снижались с большой высоты. Они казались маленькими пятнышками в голубом небе, которые все росли и росли, пока огромные крылья не начинали отбрасывать тень на залитую солнцем поляну, когда птицы скользили по спирали вниз. Другие приближались по горизонтальному направлению; когда их впервые замечали издали, они казались не больше воробьев.
- Какое большое расстояние, должно быть, они пролетают, - заметил Франсуа. - И как, по вашему мнению, они узнают, куда лететь? Когда мы убили этих большерогов, ни одной птицы не было видно.
- Их привлек, конечно, запах, - ответил Базиль. - У грифов очень сильное чутье...
- Нет, брат, - прервал его Люсьен, - это одна из ошибок кабинетных натуралистов, которые распространяли подобное мнение, пока оно не вошло в поговорку. Как это ни странно, такое утверждение полностью ошибочно. Доказано, что грифы обладают чувством обоняния даже в меньшей степени, чем большинство других животных. Собаки и волки намного превосходят их в этом отношении.
- Как же они тогда обнаружили, например, эту падаль?
- При помощи зрения. Вот оно у них действительно развито в наивысшей степени!
- Но как же так, Люс? - спросил Базиль. - Посмотри, вон с запада летят несколько птиц. Если холм находится между птицами и большерогом, каким образом они могли увидеть мертвое животное?
- Я и не говорю, что они увидели его сами, но они увидели тех птиц, которые видели других, которые, в свою очередь, увидели третьих, а те уж действительно сами своими глазами видели падаль.
- О, я понимаю! Ты имеешь в виду, что кто-то один или несколько из них первые обнаружили тело барана, а когда летели сюда, их заметили издали другие, а за теми, которые последовали за ними, в свою очередь полетели другие, находящиеся еще дальше, и так далее.
- Вот именно. Это и объясняет фантастические рассказы о стервятниках, которые чувствуют падаль на расстоянии нескольких миль. Ни одна из этих историй не является правдой, они распространялись людьми, которые, может быть, никогда и не видели грифов в их родной стихии, но, чтобы сделать свои книги более развлекательными, с готовностью использовали преувеличенные рассказы каждого Мюнхгаузена[50], какого только доводилось встретить.
- Твоя теория, Люсьен, конечно, наиболее правдоподобна.
- Она верна. Это доказано многими опытами с грифами. Все такие опыты доказали, что эти птицы ни в коей мере не обладают острым чувством обоняния. Наоборот, оно у них исключительно слабое, и, я думаю, для них это очень хорошо, если принять во внимание, какой пищей они питаются.
- Эта стая, должно быть, слетелась со всех сторон, - заметил Франсуа. - Мы видели, что они летят и с севера, и с юга, и с запада, и с востока. Некоторые из них, очевидно, пролетели миль по пятьдесят...
- Возможно, что и все сто, - сказал Люсьен. - Такое путешествие для них сущий пустяк. Если бы я знал точно, когда первый из них увидел мертвого большерога, я мог бы сказать, какое расстояние пролетел каждый, то есть каждый из тех грифов, которые прилетели сюда на наших глазах.
- Но как же ты мог бы это сделать, брат? - спросили изумленные Базиль и Франсуа. -Пожалуйста, расскажи нам!
- Я бы вычислил так: прежде всего они все начали свой полет одновременно...
- Одновременно? - прервал его Базиль. - Как это может быть, если некоторые из них находились в сотне миль отсюда?
- Неважно, на каком расстоянии, - ответил Люсьен, - это все равно. Они все начали свой полет с разных мест, но почти одновременно. Непонятно? Эти птицы, выслеживая добычу, проделывают в воздухе огромные круги. Каждый из этих кругов захватывает большой участок земли внизу. Окружности приближаются друг к другу или пересекаются. Таким образом, вся земля внизу находятся под наблюдением птиц. Как только один из грифов во время полета обнаруживает своим зорким глазом падаль, он немедленно снижается и летит вниз. Его видит тот, который кружит близко от него, и, хорошо понимая, почему изменил направление товарищ, тотчас следует за первым, а за ним, в свою очередь, летит другой, и так далее, до конца цепи...
50
Мюнхгаузен - персонаж ряда произведений немецких авторов; имя собственное, ставшее нарицательным: хвастун и враль.