Когда незадачливого громилу унесли с арены вместе со стулом, девушка легко и непринуждённо исполнила стремительный танец освобождения, радости и счастья — нечто среднее между условными па классического балета и фигурами акробатики. Все было сделано на одном дыхании, чётко и безупречно.
Закончив своё упражнение-танец высоченным сальто, девушка убежала за кулисы, а притихший было зал заревел и загрохотал. Кронин, забывшись, чуть не захлопал, по земному обычаю, в ладоши, но вовремя удержался. А зал все неистовствовал.
— Знаете, — сказал Кронин, поворачиваясь к Кайне, когда артисты скрылись за портьерой и арену стали готовить к следующему номеру, — мне показалось, что они любят друг друга.
— Это правда, — ответила молодая женщина, — но как вы догадались об этом?
— Да это ясно из их заключительных выходов.
Кайна в сомнении покачала головой:
— Об этом вовсе нелегко догадаться. Настоящая любовь встречается редко даже среди пар, которые подходят друг другу, а ведь эти почти несовместимы.
— Как несовместимы? — не понял Алексей.
— Он урод, а она — красавица.
— А они не муж и жена?
Кайна медленно повернула к нему голову, удивлённо спросила:
— Муж и жена?
Теперь и Кронин непонимающе смотрел на неё, потом спохватился:
— Простите, совсем забыл, — голос его звучал виновато, что у вас в Даль-Гее нет семьи: ни жён, ни мужей и даже детей нет.
— Семьи у нас нет, это правда, но дети… — Кайна чуть улыбнулась, — дети у нас есть, как же иначе? Только воспитывают их не родители, а государство. Никакие родители не могут дать детям такого воспитания, какое даёт им государство. Ну, а если кто-нибудь уж очень любит детей, он может работать с ними учителем или воспитателем. Он может посвятить им всю свою жизнь. — И, помолчав, добавила: — По-моему, и на Земле дети нередко воспитываются отдельно от родителей. Особенно, — она осторожно прикоснулась к руке Кронина, — у вас, космонавтов.
— Да, — согласился Алексей, — но это временно. Ещё несколько решительных шагов в технике, и наши космокорабли обретут абсолютную надёжность. И тогда мы будем странствовать по Галактике не и одиночку, а семьи вместе с детьми.
— Что-то не пойму. Вы о чем?
— О разном, и о семье тоже.
— О семье?
— Да, и о семье. Двое — на всю жизнь. Что вы смеётесь. Любовь приходит и уходит, а они не вольны в этом. Двое узнают друг друга все больше и больше. Не совсем приятные слабости, не совсем мелкие недостатки, много такого, о чем не говорятся вслух. А жить все равно надо вместе. Наверное, это очень трудно, и нужно много терпеть.
— Есть разные люди, Кайна.
— Да?
— Как и птицы, — улыбнулся Алексей. — Вот на Земле — есть красивые большие птицы — лебеди. Они живут парами. Одна пара на всю жизнь. И если лебёдушка гибнет, то лебедь взлетает высоко в небо, а потом складывает крылья…
— Не надо, Алексей. Я знаю эту красивую сказку.
— Это не сказка.
— Разве дело в этом? Когда я первый раз увидела этих волшебных птиц и услышала об их странной верности, я заплакала. А я не люблю плакать, Алексей. — Она взглянула на него грустными глазами. И предложила: — Давайте лучше послушаем. — Кайна все успевала: и говорить и следить за ареной. — Это настоящий артист.
Артист, о котором сказала Кайна, оказался музыкантом, играющим на триоле — старинном далийском инструменте, чем-то напоминавшем земную флейту или рожок. Это был настоящий виртуоз. Он играл на триоде неожиданные и прекрасные мелодии, полные журчания, звона и свиста, похожие на пение птиц. Он играл высоко под куполом холла, раскачиваясь на трапеции, то в стойке на голове, балансируя раскинутыми в стороны ногами, то повисая на одной руке на двадцатиметровой высоте. Он играл вдохновенно, но у Алексея временами перехватывало дыхание: музыкант был не молод, и чувствовалось, как ему трудно и страшно. Кронин опустил глаза и молча сидел, отрешившись от окружающего. Рука Кайны легла на его руку.
— Я хочу спросить, знаете ли вы, что недавно загадочно исчез ваш консул, Тур Хаасен?