В течении моих многолетних скитаний по горам и лесам Маньчжурии, мне приходилось непосредственно наблюдать эту своеобразную, чрезвычайно интересную жизнь и нередко принимать в ней деятельное, активное участие.
Особенно ярко рисуется в моей памяти один из таких кровавых таежных эпизодов.
Это было в январе месяце. Около двух недель охотились мы в дремучих кедровниках верховьев Хайлинхэ на кабанов, и постепенно подвигались к западу. Прямо перед нами возвышалась скалистая пирамидальная вершина Татудинзы, освещенная красноватыми лучами заходящего солнца. Короткий зимний день приближался к концу. Со мной был неизменный товарищ по таежным скитаниям, промышленник Акиндин Бобошин. Его гигантская фигура маячила передо мной по тропе, оставляя за собой струю едкого табачного дыма.
Не доходя версты две до фанзы знакомого зверолова, мы нашли свежие следы больших тигров; звери пересекли тропу, направляясь в дубняки, где, вероятно, держались в то время кабаны.
Мы прибавили шагу, чтобы засветло дойти до фанзы.
Стемнело совершенно, когда мы подошли к фанзе старого Тун-Лин.
Услышав наши шаги Услышав наши шаги еще издалека, он вышел нас встретить.
«Моу-цзы Бобошка! Пенсне! Здравствуй!», – кричал обрадованный зверолов, приглашая нас войти в натопленную уютную фанзу.
Мы разоблачились, и вскоре ароматные пельмени наполнили фанзу вкусным запахом. Нечего и говорить, что от большой миски пельменей вскоре не осталось и следа.
Утолив голод и жажду, мы расположились на теплых канах, как у себя дома, и незаметно заснули богатырским сном.
Перед рассветом я проснулся, с намерением выйти из фанзы.
Луна уже зашла и в тайге было темно, как в яме. При слабом свете ночника я еле различил сгорбленную фигуру старика, стоящую у дверей. Он очевидно к чему-то прислушивался. Не зная, в чем дело, я задал ему обычный вопрос: «Шима?» Он замахал на меня рукою, приглашая послушать.
Когда я приблизился к нему, он прошептал: «Ходи не надо! Шибко худо есть! Около фанзы ходи два Большой Начальник-Ван! Моя всю ночь слушай его шаги. Его шибко сердись и хочу кушай китайски люди!» В подтверждение своих слов, напуганный старик указал мне место, откуда доносились звуки, и я действительно ясно услышал скрипение снега под чьею-то тяжелою стопой и по временам сдержанное ворчание и фырканье. По этим характерным звукам я догадался, что вокруг фанзы бродят тигры. Иногда они подходили вплотную к фанзе и казалось вот-вот вломится один из хищников внутрь. Инстинктивно я схватился за винтовку, но старый зверолов неодобрительно покачал головой, говоря: «Пу-ю! Пу-ю!».
Бобошин в это время также проснулся и отнесся совершенно спокойно к появлению хищников. В ночной темноте стрелять их все равно бесполезно, и мы решили чуть-свет отправиться за ними по следам.
Видя наше спокойствие. Тун-Лин перестал нервничать и рассказал нам историю о тиграх людоедах, появляющихся через каждые десять лет за данью, в виде человека. Человеческая жертва должна быть представлена ему людьми добровольно, в противном случае людоед не ограничится одним человеком, а возьмет десять. Таково народное поверье. Ван со своей подругой уже вторую ночь приходил к фанзе, требуя себе жертву.
То же самое он проделывал и с другими фанзами звероловов в ближайших окрестностях. В конце концов зверь навел такую панику и так терроризировал несчастных таежников, что они сообща решили исполнить волю Горного Духа, Ван.
Добровольно, конечно, никто из них не соглашался принести себя в жертву, но тут подвернулся счастливый случай: в дальней фанзе, на западном склоне Татудинзы, один из рабочих китайцев, приносивших продукты из Цунхэ, уворовал из тайника две собольих шкурки, его поймали с поличным, судили своим судом и приговорили к смерти в когтях тигра.
Когда в тайгу проникли первые отблески зари и скалистый краж Татудинзы озолотился солнечными лучами, мы с Бобошиным, ежась от холода, шагали уже вверх по тропе, по следам уходивших хищников.
Пройдя по следам их верст десять, мы остановились перед отвесною грядою гранитного гребня хребта Лао-е-лина. Следы хищников вели нас на эти отвесные кручи, недоступные для человека. Волей-неволей пришлось нам обходить этот кряж, который тянулся с севера на юг более чем на 20 верст.
Мы стояли на склоне хребта, поросшего дубняками. Всюду виднелись следы и покопки кабанов. Мы решили бросить на сегодня тигров и заняться кабанами, исходя из того соображения, что лучше синица в руки.
Скрадывать вдвоем зверя было неудобно, и мы разошлись. Бобошин, как обладатель длинных ног, пошел в обход и засел на перевале, куда должны были двинуться кабаны после моих выстрелов.