Однажды Лешка застал Аркашу за странным занятием: тот сидел на валуне и не отрываясь смотрел на часы.
— Сын Солнца боится прозевать обед? — поинтересовался Лешка.
— Погоди… еще немножко… — Аркаша впился глазами в циферблат, потом встал и высокопарно провозгласил: — Исполнилось ровно полтора месяца с того мгновения, как терзаемый любопытством сын Луны, в миру Алексей Лазарев, вжал свой преступный палец в кнопку древнелета. Приветствую тебя, о Поун, в эту знаменательную минуту!
— Что ж, юбилей, — согласился Лешка, присаживаясь. — Как будем отмечать, товарищ колдун? Предлагаю заколоть на шашлык мамонта и приготовить рагу из носорога. Голосуем: кто «за»?
Аркаша вздохнул и сел на валун. Непринятая шутка повисла в воздухе.
— Скучаешь? — догадался Лешка.
Аркаша кивнул.
— Знаешь, иногда просыпаюсь и места себе не нахожу! — признался он. — Нам-то что, а родители… Через две недели ребята в девятый класс пойдут… Все, что угодно, отдал бы за книги… Может, еще разок древнелет попробуем?
Аркаша говорил прерывисто и бессвязно. Лешка молчал.
— Прости, — сказал Аркаша, вставая. — Размагнитился немножко. Пройдет.
— Садись, — предложил Лешка и с любовью посмотрел на друга.
Аркаша сильно изменился и мало чем напоминал прежнего тихоню, вечно погруженного в свои возвышенные мысли о прошлом человечества. Он вырос, сильно загорел и окреп: его руки обросли мускулами, в движениях появилась решительность, а в глазах — воля. От Аркашиной одежды остались переделанные из брюк шорты, которые тоже дышали на ладан, и жалкие остатки куртки. К ступням Аркаша привязал два куска невыделанной оленьей кожи — ходить босиком он так и не научился.
Лешка выглядел еще более экстравагантно — разумеется, с точки зрения современного франта: все его обмундирование состояло из набедренной повязки и бутсов. Правда, в рюкзаке хранилась заветная динамовская форма, но ее Лешка берег. Он тоже заметно вытянулся и раздался в плечах. Аркаша определил, что если его друг будет года два расти такими темпами, он наверняка догонит Нува.
— Да, размагничиваться в нашем положении вредно, — сказал Лешка. — Чем падать духом, лучше падать носом, как батя говорил. Все равно, братишка, нам деваться некуда. Давай не мечтать, а просто вспоминать Москву, как сказку, ладно?
— Хорошо, — согласился Аркаша.
— А древнелет попробуем, — продолжал Лешка. — Но в последний раз, чтобы не мучить себя несбыточными надеждами. А то в Маниловых превратимся. Руку?
Друзья обнялись. Новые попытки запустить древнелет ничего не дали, и ребята решили его разобрать. Единственным подходящим инструментом оказалась отвертка в Лешкином ноже — к счастью, добротно сделанная из закаленной стали. Два дня с утра до вечера, сменяя друг друга, ребята отвинчивали сотни больших и малых болтиков, выдергивали заклепки, разрушая чудесную машину — гордость Чудака.
По становищу быстро пролетела волнующая весть: «Лан и Поун остаются с племенем навсегда!» Древнелет, почитаемый и священный, до сих пор беспокоил кванов, как бельмо на глазу, — все помнили, как он когда-то растворился в воздухе, унося с собой Лана и его высокого тощего спутника. Вождь запретил соплеменникам задавать Лану и Поун вопросы о древнелете, чтобы не натолкнуть колдунов на мысль вновь улететь. И теперь радостно взволнованные кваны смотрели, как один за другим, обнажая остов древнелета, слетают сверкающие алюминиевые листы.
Древнелет разбирали бережно: до появления металла пройдут еще тысячелетия, и все могло, как говорил Лешка, «пригодиться в хозяйстве». Десятки алюминиевых листов, стальных трубок, мотки проводов, полупроводники и прочее богатство было тщательно сложено в пещере и прикрыто шкурами. К удивлению Лешки, в стенках древнелета оказались два мощных аккумулятора, вполне пригодных для использования.
— Эх, нашлись бы лампочки, — вздыхал Лешка. — На весь первобытный мир иллюминацию бы устроили!
К вечеру второго дня от древнелета на месте его посадки осталась лишь прямоугольная вмятина. Все пути к возвращению были отрезаны.
Олимпийские игры
Обрадованный Тан хотел было наделить каждого из колдунов пятым шакальим хвостом, но Лешка и Аркаша заверили вождя, что и четырех вполне достаточно. А чтобы дать выход энтузиазму, охватившему кванов, колдуны предложили провести первые в истории Олимпийские игры.
Идея была принята благосклонно. После блестящей победы Поуна над Вооком в племени вообще началось повальное увлечение спортом: кваны своими глазами увидели, как ловкость побеждает силу! Площадь имени Эдуарда Стрельцова быстро превращалась в стадион. Девочки увлекались бегом и гимнастикой, мальчишки — самбо. Их на общественных началах обучали инструкторы, подготовленные Лешкой из числа самых перспективных молодых кванов. Конечно, мальчишки еще больше мечтали постукать по мячу, но это уже был удел юношей и взрослых кванов: Лешка знал, что новую камеру ему не достать ни за какие деньги, и тренировки ограничивал двумя часами в день. За чрезмерно сильный удар по мячу следовало жестокое, но справедливое наказание: виновный дисквалифицировался на две игры, причем решение было окончательным и обжалованию не подлежало.
Организационный комитет в составе Тана, Вака, Лана и Поуна утвердил программу Олимпиады: бег, прыжки, метание ядра, плавание, домино, самбо и в заключение — футбольный матч между командами «Мамонты» и «Буйволы»; главный судья — Поун, его помощник — одноглазый Вак. Для награждения победителей из валуна был вырублен пьедестал почета и изготовлены комплекты алюминиевых медалей: большие, средние и малые. Помимо этой награды, в честь чемпиона исполнялась его любимая песня и он получал право на одну минуту приложить к уху часы сына Солнца.
Кваны были настолько захвачены предстоящими играми, что всю ночь почти не спали. Самые нетерпеливые участники тихонько вставали и уходили на стадион тренироваться. Одному из них, быстроногому Лату, нетерпение дорого обошлось: на него напали волки. Сбежавшиеся охотники стрелами обратили стаю в бегство, но Лат, которому волк располосовал ногу, выбыл из числа основных претендентов на победу в спринте. После этого эпизода Тан запретил дозорным до утра выпускать спортсменов из пещеры.
И вот наступил долгожданный час открытия Олимпийских игр! Охота на сегодня была отменена, и племя, до отказа заполнившее трибуны стадиона (разбросанные вокруг валуны и поваленные бурей деревья), шумно приветствовало Нува и Кару, исполнивших дуэтом новый олимпийский гимн (музыка композитора Дунаевского, слова поэта Коука):
Дальше Коук не успел придумать рифмы, поэтому Нув и Кара заключительную мысль выразили прозой:
Затем состоялся парад участников. Открывали его совсем юные голопузые кваны, а в арьергарде шли ветераны, предвкушавшие игру «на высадку» в домино. Парад принимал седобородый Тан, стоявший на большом валуне и одетый по случаю торжества в нарядную тигровую шкуру.
— Тан разрешает начинать? — соблюдая церемониал, спросил главный судья Поун.
Вождь кивнул головой и величественно взмахнул, как скипетром, своей узловатой палицей.
На старте стометровой дистанций собралась толпа галдящих мальчишек и девчонок. Лешка с грехом пополам навел среди участников порядок, дунул в свисток, и юная поросль с гиканьем ринулась вперед. Мальчишки хватали убежавших соперников руками, ссорились и даже дрались на ходу, и эта междоусобица привела к тому, что они совершенно выпустили из виду конкуренток. И первой на финише оказалась худенькая Пава, внучка седобородого Тана, который от радости забыл про свое высокое положение и запрыгал на валуне, как кузнечик. Мальчишки сгорали от стыда, грозили Паве кулаками и делали вид, что обидный смех девчонок не имеет к ним никакого отношения. Пьедестала и медалей детям не полагалось, но когда Пава приложила к уху часы и замерла в священном восторге, мальчишки почернели от зависти.