Сильно пригревало, и было совсем тихо. Но легкие, неощутимые ветерки все же бороздили гладь моря в отдалении — там черные пространства лежали вперемешку с голубыми и серыми. Слева от людей вода почему-то парила, поднимались и рассеивались в воздухе быстрые белые клубы. Неслышно плыла льдина, высунувшаяся торчком из глубины. Ее изъело солнцем, жаркие лучи выгрызли что-то вроде гигантских сотов на неровных откосах. Она кренилась постепенно, затем вдруг пошла решительно переворачиваться — верхняя часть, всплеснув, скрылась под водой, оттуда вынырнул другой бок, отшлифованный, белый.
Что-то происходило в этом на первый взгляд недвижном мире. Тысячелетиями что-то готовилось и теперь назрело.
Лед, хотя и повсюду лед, был неодинаков в разных местах — синие оттенки перемежались с зеленоватыми, даже желтыми. Здесь он иззернился, там шерстил, присыпанный вмерзшим снегом, тут переламывался четкой хрустальной гранью.
Волна от перевернувшейся льдины докатила от берега, омыла ступни мужчине. Он вздрогнул, очнувшись. Сотнями роились солнечные блики. Ледяная кромка, отделяющая море от пологого склона, кое-где была широкой, громоздилась утесами, кое-где, плоская, сужалась до двух метров или метра, как мы смерили бы теперь.
Угрюмо, медленно мужчина снял с себя пояс с колчаном, взял у женщины две свернутые шкуры, служившие обоим как шатер для ночлега. Он развернул и бросил шкуры у самой воды, опустился на них. Женщина легла рядом, свернулась в комок и сразу уснула, потому что была сыта и смертельно устала. А мужчина не мог и не хотел спать, ему надо было решить, куда теперь. Он подобрал ноги, обнял колени, просидел несколько минут задумавшись. Ему казалось, что олени должны быть где-то тут, но только путь к ним преградила огромная вода, которую двое и помыслить не могут перейти.
С коротким, оборванным восклицанием мужчина встал, прошелся взад-вперед, потом взял в руки топор — он чувствует себя уверенней, когда пальцы охватывают костяную рукоять.
Неподалеку послышался шорох — подтаявший ледяной нарост сорвался с утеса.
В этом месте кромка берега совсем узка — с одной стороны море, с другой, рядом, — потонувший в провале далеко внизу смутный контур полулеса-полутундры.
Мужчина останавливается здесь, в узком месте. Без мыслей взлетел топор, ударил по льду раз, второй.
И вот уже заполнилась бороздка, первые капли стекают за край гигантского блюда.
Снова удар, изливается струйка и быстро-быстро делается ручейком.
Это привычно мужчине — сбрасывать воду. В стойбище по весне так приходилось делать в пещерах, где зимой не жили, не жгли костров, а только хранили мясо.
Еще удар, ручеек набухает. Пока безмолвный, он бежит между ступнями мужчины, который стал сейчас лицом к солнцу, к равнине. Поблизости пришла в движение поверхность воды, а движущаяся вода — совсем не то что стоячая. У нее другая сила, ее молекулы трутся о молекулы льда, срывают. Р-раз, и рухнул расшатавшийся запирающий кусочек — безмолвие сменяется переливчатым шепотом! Р-раз, и выламывается маленькая глыбка!
Ручеек заговорил, зажурчал, стал вдвое шире.
А мужчина — на каком берегу ему остаться?
Чрезвычайно важен выбор, хотя человек и не подозревает о том. С правой стороны струйки он сделается предком норманнов, которым обживать неприветливые фиорды Скандинавии, увидеть на горизонте березовые рощи острова Гренландия, высадиться в Америке. С левой — мужчине начать славянский корень, его дальние правнуки станут, возможно, воздвигать златоглавый Киев, столицу Древней Руси. Кто-то из них в страшную для русского народа осень 1240 года будет смотреть, как на низком берегу Днепра собираются верткие широкоскулые всадники в долгополых тулупах и больших шапках-треухах — отряды неисчислимых полчищ Батыя. Но уйдет в лес, останется жив, семя и страсть свою передаст тому, кто в розовый утренний час на поле Куликовом… Это если влево. Вправо же быстроходный остроносый даккар, неумолчный скрип уключин, пенная морская волна, а потом овцы на горном лугу, безумие Эдварда Мунка, домик у чистого озера, музыка Грига.
Удивительная альтернатива, и вариант определяется всего одним шагом.
Вправо или влево?
Мужчина переступает вправо, подходит к своей подруге. Чуткая, она просыпается сразу и встает, освеженная, сильная, готовая к мгновенному действию. Но вокруг нечего делать, и вот двое возле ручья. А это именно уже не ручеек, а ручей, который с каждой секундой ширится, превращаясь в стремительную речку. Струя шириной в полтора метра перекатывает ледяной вал и дальше внизу растекается пленкой. Но и там начинает обозначаться ложе течения.
Теперь не остановить, не закрыть бегущую воду, даже если б мужчина и захотел. Поблизости в море изменились пути течений, пробуждены силы, которые уже невозможно обуздать.
Мужчина перепрыгивает на ту сторону, обратно и снова туда. Мелькнув сквозь водопад, отломился еще кусок ледяного берега. Речка стала наполовину шире, ее говор сменяется рокотом.
Мужчина зовет женщину к себе, она подступает к струе, мерит взглядом, качает головой. Мужчина смотрит вниз. Вода уже нашла себе дорогу, она катит мелким ущельем, от минуты к минуте размывая его, делая глубже. Поток уже разделил склон пополам, он растет, питаясь не только сверху, но и по пути захватывая воду, покрытый буруном, вспухший.
А волки? Где они?
Вот стая, всего в сотне шагов ниже. Днем хищники еще не подходили так близко.
Звери справа от бегущей воды и отступают перед ее разливом. Значит, людям надо на левую сторону.
Мужчина берет брошенные на лед шкуры, прыгает с ними через поток. Он показывает женщине на волков. Скорее же, скорее, а то будет поздно!
Тем временем на ледяном валу отломился еще кусок. Поток расширился, напор сильнее.
Женщина колеблется, затем отступает для разбега, примеривается. Несколько быстрых шагов, прыжок. Нога попала на самый край уступа, руки взмахнули в воздухе, женщина падает. За несколько секунд ее сбивает с ног, уносит, сбрасывает на десяток метров вниз. На разливе ей удается задержаться, встать. По колено в ледяной воде, женщина не осмеливается сделать и шага, она подалась вперед, наклонилась. Холодные струи неумолимо вымывают, выкапывают дно под ней, она еле удерживается на ногах.
А все еще яркий день. На высоте ничем не загороженное солнце заливает ослепительным светом бесконечный склон, неохватную поверхность нависших вод и ту льдину, которая наверху развернулась и царственно направляется к истоку реки.
Мужчина швырнул копье и топор в сторону. Двумя длинными прыжками он спускается. Упал, вскочил, устремился к женщине. Вот они рядом. Идут, держась друг за друга. Обжигающе холодная вода по пояс обоим. К счастью, здесь маленькое плато, где река растеклась. Мгновение отдыха — и дальше влево. Опять глубина. Женщина вдруг проваливается с головой. Мужчина пытается вытащить ее и тоже скрывается весь в потоке. Их несет по глубокой ложбине.
Все полноводнее река, сильнее ее ход.
На какой тонкой нити повисли будущие отцы-охотники, отцы-земледельцы, княжеский дружинник, крестьяне, солдат?..
Оба выныривают, мужчина яростно борется. Обоих прижимает к ледяному утесу. У женщины плотно сжаты губы, она не сказала ни слова, не крикнула с того момента, как упала. Задыхаясь, мужчина держит женщину, у него отнимаются занемевшие руки, он отчаянно осматривается.
Что такое? Напор резко ослабел, он почти иссякает, вода спала до колена.
Льдина! Льдина, подплывшая там наверху, заперла реку. Однако верхний слой теплой, нагретой за день воды точит и точит новые проходы с боков, проламывается и урчит, сотрясая ледяную глыбу.
Мужчина и женщина выходят из потока, тяжело дышащие, побитые, обессиленные и дрожа.
Но топор. Лук и стрелы… Все осталось на другой стороне. А без оружия, одежды, инструментов обрывается связь двоих с прошлым, с человечеством. Они сразу скатятся на положение голых слабых животных, которым не прожить и суток в холодной, бесплодной тундре.