Но это только случайно добытое точное сведение из совершенно косвенных источников.
Счастливый редкий случай!
Их бывает мало.
Официальные сведения можно изредка получить в редакции «Вестника Маньчжурской Армии» из присылаемой главной квартирой туда хроники войны.
Мне иногда удаётся получать их ещё в рукописи до набора, или в самом Дашичао, но они так туманны, так непонятны для непосвящённых людей, что положительно становишься в тупик.
Я сообщал и буду, при случае, сообщать их — быть может в них в Петербурге разберутся специалисты военного дела и разъяснят большой публике.
Я же с своей стороны только ручаюсь, что они «с подлинными верны».
Быть может, мне скажут, что надо ездить на передовые позиции, в отряды…
Ездишь, но что же из этого выходит…
Я был в отряде генерала Мищенко, генерала Келлера, но и там те же полуфантастические рассказы.
В Ляояне стекаются по крайней мере все известия, приезжают офицеры из частей, и из их разнообразных рассказов можно вывести хоть что-нибудь достоверное, иначе действительно мы здесь, слыша свист пуль и грохот орудий, находясь, так сказать, в «креслах оркестра» театра войны — это выражение одного генерала — знаем менее, чем в Петербурге и Москве.
Для нас всё тайна.
Грустно и главное дело тяжело, тяжело, что чувствуешь себя бессильным сообщить что-нибудь новое, интересное, а составлять из этих «крох», перепадающих на нашу долю известий, при описанной мною обстановке — труд каторжный, да пожалуй и… бесполезный.
Кое-что ещё можно воссоздать в смысле картины боя от раненых солдатиков, но легкораненых быстро эвакуируют в Мукден и Харбин, а здесь, в Ляояне, оставляют лишь тяжелораненых, которых затруднять вопросами жаль.
Замечу, кстати, что есть большая разница в изложении сибирского и русского солдата.
Рассказ последнего всегда точнее и обстоятельнее.
Большинство этих рассказов могут, увы, пригодиться только для истории войны.
Итак бьёшься с утра до вечера в пыли, в жару, в погоне за новостями, а душной ночью пишешь, чувствуя, что у тебя нет для этого ни малейшей почвы.
Тёмная, жаркая, душная ночь глядится в открытую дверь фанзы.
Воздух пропитан каким-то неуловимым, но нестерпимо отвратительным чисто китайским запахом.
Звуки этой ночи тоже отталкивающе неприятны.
Трещат цикады, квакают лягушки и этот негармонический концерт аккомпанируется заунывным звоном гонгов, не то призывающих китайцев к молитве, не то быть может собирающих их на таинственную беседу, и лаем голодных собак.
Говорят, что в кумирнях, под видом молитв, они собираются по ночам для обсуждения вопросов, касающихся не одной религии, но и политики.
Кумирня, в которой живём мы, посвящённая Богу войны, запущена и оставлена и, конечно, ввиду соседства нас, европейцев, не служит местом таких собраний.
Зато она набита китайцами, больными, прокажёнными, которых близость не особенно приятна.
Они собираются в неё со своими «одрами» и покоятся сладким сном у подножие своих идолов.
Иногда сон этот лихорадочен — слышится бред.
А в других кумирнях, быть может, в настоящее время обсуждается отношение к японцам до сих пор мнящих себя победителями.
Недаром они уплачивают корейцам и китайцам за купленный провиант квитанциями будущей русской контрибуции.
Уже ими определена и сумма этой контрибуции.
Пятьсот миллионов иен!
Не понимаю, отчего так мало?..
Определены и условия, которые Япония предложит России, когда та будет просить у неё мира.
Границей России, по мнению японских дипломатов, собственно говоря, должен быть Байкал…
Но Япония снисходительна, она согласится на прирезку России клочка Монголии… пустыни Гоби или Шамо.
Вот с каким великодушным врагом мы имеем дело.
Остаётся только благодарить.
В Маньчжурии же они заведут свои собственные порядки.
Недаром Ояма уже возведён в сан маньчжурского вице-короля.
Кстати об Ояме — он, оказывается, жив и здоров, несмотря на то, что о его погибели телеграфировали во все газеты, а в «Вестнике Маньчжурской Армии» так картинно было описано его самоубийство на гибнущем транспорте, во избежание русского плена.
Остаётся пользоваться слухами, а от этого и происходят сообщения вроде гибели 30.000 японцев во время штурма Порт-Артура.
Оказалось теперь, что 30.000 японцев действительно погибло, за всё время осады крепости.
Кто бросит в нас камень за то, что мы сообщили известие, которое переходило в Ляояне у всех из уст в уста и которое так обрадовало наболевшее истинно русское сердце.