— На войска это известие, вероятно, произвело страшное впечатление? — спросил я.
— Да, солдаты отца очень любили, и его смерть действительно, поразила их… Мне рассказывали любопытную подробность. У отца как будто было какое-то тяжёлое предчувствие… Когда он вместе с полковником Ароновским подошёл к подножию сопки, на которой ему суждено было найти смерть, он остановился как бы в раздумье, но затем махнул стеком — английским каучуковым хлыстом — и стал подниматься…
— Где вы получили известие о смерти вашего отца?
— Я был в это время в Ляояне… Мне сообщили, что отец тяжело ранен… Я поскакал к Ляндинсяну и сделал этот путь в шесть часов… На месте я узнал роковую истину… Тело отца пришлось положить в тяжёлый деревянный китайский гроб. На крышку его положили шашку, шапку и ордена, и понесли на руках до этапа. Начальник этапа хотел для дальнейшей перевозки тела дать лафет, но ввиду того, что бой продолжался, и каждое орудие могло пригодиться, гроб поставили на артиллерийскую фуру и повезли в Ляоян. Торжественна и умилительна была картина, когда печальный кортеж проезжал мимо 2 бригады 35 дивизии. Все солдаты обнажили головы и перекрестились как один человек. Выражение этих простых русских лиц красноречиво говорило о состоянии их души, и той печали, которую они испытывают. Гробу были отданы воинские почести. По прибытии в Ляоян мне с трудом удалось достать цинковый ящик, в который поставить гроб. Цинковый ящик, в свою очередь, поставлен в деревянный, и в таком виде гроб поставлен в вагон и препровождается в Россию.
Разговор перешёл на другие, менее печальные темы.
Я никогда не встречал среди представителей нашей гвардии более симпатичного, более милого, более привлекательного человека, и вместе с тем увлекательного рассказчика, как граф Александр Фёдорович Келлер.
Несмотря на его офицерские эполеты, он не достиг ещё гражданского совершеннолетия — ему нет двадцати одного года, но вместе с тем всестороннее образование его прямо поразительно — он не только свободно говорит и читает на трёх языках: французском, немецком и английском, но успел прочесть на них очень много, знаком с русской и иностранной литературой, со всеобщей историей, философскими учениями и естественными науками, увлекается химией, физикой и оккультными знаниями, ища между ними связи, в существовании которой он убеждён.
Наряду с этим он любит свой полк, с одушевлением говорит о полковой жизни, о праздниках и попойках.
Словом, он не рисуется своими знаниями, столь разнообразными и редкими для молодого офицера — приобретение их было для него, видимо, не трудом, а удовольствием.
Беседа коснулась обнаруженного нами в настоящей войне незнания сил противника.
— Мне по этому поводу, — сказал молодой граф, — припоминается рассказ моего покойного отца, относящийся ко времени русско-турецкой войны. Он был тогда молодым капитаном генерального штаба, участвовал перед объявлением войны России Турции в сербско-турецкой войне вместе с М. Г. Черняевым, а ко времени объявления войны находился в Кишинёве. Раз в обществе нескольких генералов, среди которых был и М. И. Драгомиров, зашла речь о предстоящей войне. Генералы заявляли, что победить турок для русских войск пустое дело. «Какие они солдаты! Побегут после первого серьёзного натиска!» Мой отец решился возразить против этого мнения, сказав, что турки, насколько он успел с ними ознакомиться, очень хорошие солдаты и притом прекрасно вооружены. «Что вы там говорите?» «Это на вас с братушками турки могли нагнать страху, а не на наши войска!» — обрушились на отца генералы. Он, как младший в чине, принуждён был замолчать. Русско-турецкая война доказала, что отец был прав.
Таким образом незнание сил противника для русских людей не новость.
Россия слишком сильна, чтобы справляться о силах врага.
XXXVII
Подарки артиллеристам
Студент с. — петербургского университета А. А. фон Гагемейстер только что исполнил интересную миссию, для которой он прибыл на театр военных действий, и возвращается в Петербург.
Миссия его состояла в раздаче подарков артиллеристам от «кружка помощи артиллеристам», организованного с самого начала войны в Петербурге вдовою генерала баронессой Е. В. Бильдерлинг и Е. А. фон Гагемейстером.
Кружок тогда же начал собирать пожертвования для нужд артиллеристов на Дальнем Востоке, причём наибольшая доля труда и суммы жертв выпала на долю учредительницы кружка баронессы С. В. Бильдерлинг.