Этот редкий живописный уголок ляоянской природы был испорчен скверным рестораном.
Нечего и говорить, что ни в городе, ни в посёлке нет ни одной мощёной улицы и во время дождей грязь стоит невылазная.
Ляоян теперь горит!
Он подожжён залетевшими в него снарядами.
Железнодорожная станция разрушена.
Мне жаль этой станции, по ещё совершенно свежим недавним воспоминаниям!
Довольно широкая и длинная деревянная платформа шла около невысокого и тоже длинного строения самой станции, большая часть которого отведена была под буфетную залу.
Рядом помещалась товарная касса. вход в которую был слева в пролёте, ведущем к выходу.
Справа находилось почтовое отделение и телеграф, а затем в особой деревянной же пристройке — багажная касса.
Над зданием станции возвышалась традиционная деревянная башенка со шпицем, на котором развевался флаг.
У платформы громыхали приходящие, отходящие и маневрирующие поезда.
И теперь ничего этого нет.
А между тем не более месяца тому назад здесь кипела чисто-военная жизнь, в которой и я принимал участие.
Тут в буфетной зале с утра до позднего вечера толпились офицеры всех чинов от генерала до безусого подпоручика и полуштатского прапорщика, призванного из запаса.
Все столики, как в зале, так, в хорошую погоду, и на платформе перед залой был заняты.
Гудел военный улей.
Передавались рассказы об эпизодах войны, об удачных и неудачных разведках, о подвигах отдельных лиц и целых частей, слышались шутки, остроты, словом, кипела жизнь по соседству со смертью, со всё приближавшимися к Ляояну передовыми позициями.
Каждый день с этих позиций появлялись здесь приехавшие офицеры.
Одни из них вследствие той или другой хозяйственно-войсковой командировки, другие легкораненые и отправленные, часто против их воли, в ляоянский госпиталь для излечения.
Рассказываются новости, сообщаются впечатления…
И так до позднего вечера, когда вся эта меняющаяся каждый час толпа людей, живущих сегодняшним днём, так как завтра их быть может ожидает могила, перекочёвывает в сад Гамартели под Корейской башней, угрюмо поднимающейся к небу и как бы сообщающей ему свои вековые воспоминания о других более ранних кровавых распрях людей.
И здесь, за столиками, отвратительно сервированными, с салфетками, напоминающими плохо выстиранные солдатские онучи, снова льются горячие речи, вместе с замороженным вином, продаваемым за баснословную цену.
И всего этого уже теперь нет!
Мне жаль Ляояна!
Это сожаление, конечно, чисто штатское и, пожалуй, немного сентиментальное.
С военной точки зрения, как я уже имел случай говорить, отступление от Ляояна предвиделось заранее и ничего не изменяет в общем плане компании.
Мне многие сегодня после прочтения телеграммы о том, что Ляоян горит, задавали вопрос:
— Что же горит в Ляояне?
Я постараюсь на него ответить.
Несомненно, что в телеграмме речь идёт не о китайском городе, где конечно могли лишь произойти пожары от залетевших снарядов, там все строения или каменные, или глинобитные, т. е. огнеупорные, а о, так сказать, новом русском Ляояне — железнодорожно-военном посёлке, правильными рядами и четырёхугольником раскинувшемся около станции.
Тут гореть, конечно, есть чему.
Во-первых, целые кварталы деревянных домиков, где жили железнодорожные служащие, офицеры, военные и гражданские чиновники; во-вторых, дом командующего войсками — обширное деревянное строение, железнодорожная больница, здание полевого штаба и, наконец, пакгаузы, где хранились запасы как специально-военные, так и продовольственные.
Большая часть их была вывезена ранее, в последних числах июля.
А перед самым наступлением японцев на позиции под Ляояном, последний уже, конечно, освободился от тех жилых помещений, которые могли быть увезены из него.
Я говорю о тех вагонах классных и товарных, которые стояли в разных пунктах обширного близ станции железнодорожного полотна, и в которых жили приезжие офицеры, иностранные агенты, помещалась столовая для последних, а в товарных вагонах находились разного рода небольшие склады, типография, где печатался «Вестник Маньчжурской Армии», вагон командующего армией, вагон его канцелярии и типографии поднесённой ему петербургской фирмой Леман.
Всё это, повторяю, выехало из Ляояна своевременно, и во многих местах русского Ляояна образовались пустыри.
Железнодорожное полотно конечно тоже разрушено.
Деревянные постройки, вероятно, горят жарко и быстро.