Во время войны она именно и приобретает глубокий смысл.
Оставлены осиротевшие семьи, молодые жёны, малые дети, и идут их дети, мужья и отцы в далёкий неприветный край, чтобы стать лицом к лицу с сильным и хитрым врагом и грудью постоять за честь и славу своего отечества.
Тут не до семей, не до жён, не до детей, и действительно «жёны» этих незаметных героев их «ружья заряжены», а «сёстры» — «штыки остры», как поётся в песне.
Мы нагляделись на этих забывших для воинского долга все родственные связи солдатиков и намерены изобразить их и в дороге к театру войны и на самом этом театре на биваках.
Эти наброски не будут беллетристическими картинами, а лишь эскизами с натуры, без преувеличений, без украшений действительности.
Да этих украшений и не требуется!
Скромный, двухпаровозный в 40–50 товарных вагонов воинский поезд движется с возможной для него быстротой по Сибирской, Забайкальской и Восточно-Китайской железнодорожным линиям, останавливаясь не только на станциях, но и на разъездах, чтобы пропустить редкие пассажирские поезда, а главным образом порожний подвижный состав, уже сдавший свои живые грузы и спешащий за новыми.
И таких поездов за последнее время по этим линиям идёт до 11 пар в сутки.
Каждый поезд везёт эшелон в 700–800 человек, не считая орудий и обозов.
Люди помещаются в так называемых «воинских теплушках», т. е. товарных вагонах, приспособленных для перевозки.
Это приспособление заключается в том, что в вагоне устроены верхние нары, на которых может спать двадцать человек, да двадцать помещается внизу.
С ними их амуниция и незатейливый скарб.
Части, где есть лошади, эти последние помещаются в вагонах по две, по четыре; стойла их завешены циновками, а в свободном пространстве едут люди, наблюдающие за лошадьми.
Едут не тесно, удобно и при хорошем питании чувствуют себя бодро и весело.
Солдатская песня оглашает и Волгу-матушку и реки далёкой Сибири: Обь, Енисей, Иртыш, Ангару и туннель в Хингане и равнины Монголии и северной Маньчжурии…
Далеко несётся эта песня.
На станциях отдых.
Солдатики разбредутся по соседним полям, лугам и рощам, коли есть речка, то купаются и запасаются водой…
Я был свидетелем такого купанья в Ангаре.
Вода в ней быстрая, студёная, даже в жары.
Солдатики были довольны.
— Что, хорошо?
— Лучше не надо, ваше благородие… И в чайники воды набрали, больно чиста.
И действительно вода в Ангаре чиста как кристалл.
Весёлые бодрые лица — ни тени грусти ни в одних глазах.
Вот солдаты обступили китайцев, продающих всякую снедь, а также солдатские серые рубахи, и Бог весть, на каком языке ведут с ним оживлённые разговоры.
Им помогают, впрочем, бывалые товарищи, сделавшие китайский поход.
На груди многих из них блестят георгиевские кресты.
Те разговаривают на каком-то изобретённом им самим русско-китайском языке и китайцы понимают их и стараются говорить, по их мнению, по-русски.
— До-шао-цянь?.. — спрашивает такой солдатик, указывая на рубашку.
Это значит «сколько стоит».
— А-цзин лубли… — отвечает китаец и для ясности поднимает один палец.
— Один рубль! Хын-до, хын-до… — возражает солдатик опять же по-китайски и тоже для ясности качает укоризненно головой.
«Хын-до» — значит «слишком дорого».
— Что муного! Ни муного. Твоя покупай. Шибко шанго есть… — уверяет китаец.
И в конце концов торг заключается.
Эти сценки происходят уже на станциях Маньчжурии.
А ранее по Сибири на станциях к приходу воинского поезда высыпают крестьяне из соседних сёл и деревень из переселенцев.
Они расспрашивают, кто откуда, ищут земляков.
Иногда происходят умилительные встречи между бывшими соседями и даже родственниками.
На пассажирских поездах, которые обгоняют воинские, едут офицеры, расспрашивающие солдат о том, какого они полка, дивизии, корпуса.
Нередки случаи, когда запасные солдаты, призванные вновь на службу, узнают в офицерах своих бывших начальников.
Широкая улыбка расплывается по добродушному солдатскому лицу.
— Здравия желаю, ваше высокоблагородие.
— Узнал?
— Как не узнать… Узнал, ваше высокоблагородие…
— Значит, опять послужим…
— Рад стараться, ваше высокоблагородие…
— Фельдфебелем в моей роте был, когда я был капитаном… — говорит тоже с радостным выражением лица солидный полковник.