— Уже 21-ое? — ошеломленно протянул он.
— Именно, — ответила длинноволосая и, гордо поднявшись из-за стола, двинулась было к выходу, но тут же была остановлена.
— КАЧАЙ ИМЕННИНИЦУ!!!
Как им снова удалось растянуть день рождения от утра до самого вечера, Гарри понять не мог. Вот вроде бы только что был завтрак, а тут — бац! — и уже вечер. Учителя, узнав о празднике, особо протестовать не стали — лишь Снейп сморщился и тут же отправился в подземелья. Не понятно как, но вся школа подключилась к празднику — и не важно, что с этой длинноволосой (снова имя не узнал!) никто не знаком. Все поздравляли девушку, танцевали, транжирили запасы еды, пили, пели и в конце концов спали. Фред и Джордж устроили фейерверк на улице, первокурсники тихо играли в плюй-камни в уголке.
Но посреди шума и веселья, даже плавно ведя Джессику в танце, Гарри не мог избавиться от ужасного чувства внутри. Чувства, что этот день — последний, и что время уходит бесцельно, когда жить осталось всего ничего… Джессика вскоре устала танцевать, увидев давно переставших играть и наверняка что-то замышляющих первокурсников, она пошла к ним. Мимо в быстром вальсе пронеслись Реббика и Невилл. Именинница склонилась над телефоном (позже выяснилось его устройство — тот же мобильник, только настроенный на волшебную сеть) Кирилла, рядом с ней пристроились остальные русские. Видимо они снова говорили с тем самым «Санчесом». Рон наливал сок в два кубка, вон и Гермиона — оживленно разговаривает с Чарли.
Неожиданно Гарри почувствовал себя плохо. Завтра все это может исчезнуть, погибнуть.
Развернувшись на каблуках, он пошел вон из зала.
Руки уже были сбиты в кровь, но Гарри продолжал отбрасывать в стороны завалившие проход камни. Фред и Джордж не лгали — единственным дееспособным ходом в Хогсмид был тот, что шел через одноглазую ведьму. Но этот ход был и не в Хогсмид. Он вел, судя по карте, куда-то за деревушку. Если бы этот ход не был завален камнями, то, возможно, этот был бы отличный черный ход, через который, в случае нападения на Хогвартс, можно будет увести "женщин и детей". Судя по всему завал был не особенно массовым — так, пара глыб. Всего пара часов работы, и проход будет чист.
Который час Гарри не знал. Да и не хотел знать. Спать он не собирался. Он понимал, что в прошлый раз Энтарион просто вышвырнул его, когда он начал задавать лишние вопросы. Нет, он больше не пойдет туда… То есть, ложиться спать он не будет. Хватит с него советов.
С этими мыслями Гарри сжал зубы и откатил один из самых больших валунов. Лучик света ударил в мантию Гарри. Через образовавшуюся дыру в завале можно было увидеть длинный коридор, освещенный рядом светящихся камней, прикрепленных к стенам. Что ж, это уже что-то!
Более уверенный в себе, Гарри продолжил разбор завала.
— Вы не видели Гарри? — шепотом спросила Джессика у засыпающих за столом Рона и Гермионы.
— Нет, — Гермиона потерла глаза, — а что?
— Да ничего… — отмахнулась девушка, вытянув шею, в попытке разглядеть в толпе любимого, — просто его давно уже не видно.
— Да он где-то здесь… — уверенно протянул Рон и, уронив голову на сложенные руки, затих.
— Как же я надеюсь на это…
Проход был расчищен, ключ от оружейной был найден, палочка была отполирована, книга боевых заклятий была дочитана. Ужасно хотелось спать, но нет, Гарри не собирался ложиться. Сидя на траве у озера, он смотрел на небо, на миллиарды звезд, и думал, думал…
До рассвета всего два часа. А потом… Неизвестно что потом. Магия «уснет», тогда как же победить Волан-де-морта?
На Хогвартс нападут? Как же им оборонятся? И как вообще увести девушек? Определенно — они будут сопротивляться. Гарри представил себе лица Гермионы, Реббики, Джессики… Нет, не просто их будет увести в безопасное место…
Не просто…
Стоп. А где Метью? Его не было видно уже более двух дней!.. Ах, да, сейчас же очередь профессора Синистры следить за ребенком! А у той в кабинете слишком занимательный движущийся макет вселенной, что бы Метью не попытался незаметно с ним поиграть.
Странно, что нет никаких вестей из города. Неужели и правда все спокойно? Когда завтра — день?…
День.
Гарри зажмурился от охватившего его ужаса. Представил лица дорогих ему людей. Вспомнил все счастливые моменты жизни… Неужели всему этому суждено погибнуть?!
Неужели все это растворится в новой войне, в бесконечной беспощадности Темного Лорда?
Нет.
Я убью его.
— Я убью тебя, Волан-де-Морт! — поклялся Гарри, и, упав на траву, заснул.
— Мальчик.
Все вокруг колыхалось, как от порывов ветра, но Гарри не чувствовал этого. Разлепив веки, он приподнялся на локтях. Так же, как и полгода назад, перед ним, зависнув в воздухе, парил Энтарион.
— Пришло время, мальчик.
Гарри встал. В груди все дрожало — сердце тихонько постукивало, дышать не было возможности.
— День настал. Ты готов, мальчик?
Гарри лишь сглотнул — сказать что-нибудь связное не получилось.
— Я…
— Солнце уже встает, — прогрохотал Энтарион, — День… наступил.
Глава 31. ДЕНЬ
Медленно, почти лениво, солнце начало свое поднятие в утреннее небо. Все вокруг окрасилось кипучим алым цветом, свет ударил в глаза, ослепив…
— День… наступил, — повторил Энтарион.
И тут же поднялся сильный ветер, Энтарион белым пламенем взвился под самые небеса, закружился смерчем, обжигая все вокруг, и бросившись вниз, к земле, впился в грудь Гарри, исчезнув в нем и затихнув.
Гарри показалось, что внутри все горит, было даже немного больно, но уже спустя секунду, когда он в бессилии опустился на траву, его будто окатило ледяной водой. Окружавший школу купол начал медленно таять, словно тонкий слой льда на ярком солнце. Пальцы и ладони рук на секунду словно приложили к раскаленному металлу — Гарри понял, силы магида исчезли. Из загона послышались тревожные крики драконов… И тут же стихли. Вскочив на ноги, Гарри бросился туда. Распахнув тяжелые ворота замер — все 17 драконов стояли неподвижными статуями. Гарри оглянулся на хижину Хагрида — домишко обрамляли статуи собак-лошадей. Среди них возвышался остекленелый полувеликан.
— Хагрид! — в отчаянии воскликнул юноша, дернувшись к другу, но замер, не сделав и пяти шагов. Хогвартс тряхнуло чем-то похожим на толчок землетрясения… Магия покинула и школу волшебства. Лес колыхнулся — значит и там все теперь в неподвижных статуях.