— Оля!
Она засмеялась, задержав на миг его руку в своей:
— Здравствуй!
Ольга Хрипина окончила училище два года назад, теперь занималась в консерватории.
— Ты давно приехала?
— Вчера вечером.
Володя быстро взвесил ситуацию: вчера приехала, а сегодня уже здесь. Неужели ради него?
— У тебя тут дела?
— Никаких дел. Просто пришла повидать тебя.
Володя не нашелся что ответить. Лицо его вспыхнуло, он смущенно опустил глаза. А лицо Ольги было невозмутимым.
— Ну как вы тут? Что нового?
— Да все по-старому.
— Как твой Игорь Игоревич? Строг?
— По-разному.
— А что в училище?
Говорить про училище было нечего: никаких особых событий не произошло. Володя стал рассказывать, что недавно в этом зале был вечер, на котором выступали учителя. Играли трио Чайковского.
— Партию рояля исполняла Львова?
— Да.
Львова — бывшая учительница Ольги, которая подготовила ее к поступлению в консерваторию.
— Надо будет сходить к ней.
— Сейчас?
— Нет, потом.
Ольга помолчала. Окинула быстрым взглядом зал, что-то вспомнила, улыбнулась:
— У тебя сейчас уроки?
— Нет, нет, — соврал Володя. — Я свободен.
— Тогда, может, проводишь меня?
— Конечно.
Володя убрал скрипку в футляр. А Ольга прошлась по залу, посмотрела на стены, на потолок, на непривычно задвинутые в угол рояли.
— Уютно здесь, правда?
— В Москве, поди, лучше.
— Лучше, но не то.
Ольга Хрипина в училище считалась первой ученицей в фортепианном классе Львовой. Когда-то она проходила мимо Володи, едва кивнув. На ученических концертах ее единственную вызывали по нескольку раз и просили повторить. Невысокого роста, тонкая, на бледном продолговатом лице — умные, красивые глаза. В игре ее всегда чувствовалась энергия, какой-то скрытый пламень, восхищавший слушателей. Ей прочили большое будущее, но она словно не замечала похвал, держалась скромно, хотя и с достоинством, и очень много работала.
Ее подруга Наташа Кирсанова, высокая, с длинными косами, с широким розовым лицом, на котором выделялся курносый нос, говорила:
— Помяните мое слово, Лелька будет к нам в город с концертами приезжать. А мы хвалиться станем, что знакомы со знаменитостью.
Ольга слушала, усмехалась.
Прогулки с Володей у нее начались в прошлом году в августе. Было очень жарко. Теперь уже и не вспомнить, почему они в тот день оказались вместе. Встретились, кажется, случайно, погуляли по набережной Волги, потом покатались на лодке, потом опять ходили по набережной… Когда стемнело, вышли на площадь, где обычно проходили праздничные демонстрации. Вокруг стояли старые темные здания, ни одно окно не светилось, а средина площади, мощенная булыжником, была залита лунным светом. Они остановились, повернулись лицом друг к другу, Володя протянул руку и почувствовал на своей ладони ее холодные пальцы. Они стояли не шелохнувшись, будто во сне. Темные окна домов, казалось, отступили вглубь, чтобы не мешать. На небе ярко светила луна, а в проемах пустынных улиц покачивались городские фонари.
Ни одного слова не было сказано ими в тот вечер. Молча ходили они по набережной и в другие дни, будто прислушиваясь к самим себе. Говорили о музыке, о приближавшихся занятиях, о прочитанных книгах, но только не о том, что таинственным образом связало их в тот вечер на старой городской площади. Вскоре Ольга уехала в Москву, они простились как хорошие, давние друзья. И вот новая встреча, такая неожиданная и долгожданная.
— Как твои композиции? — не удержалась Ольга, когда они вышли на улицу. — Продолжаешь сочинять?
— Продолжаю, хотя…
Володя отвел глаза в сторону. Незамысловатые напевы сплавщиков леса, грузчиков с тяжелой баржи, везущей хлеб или уголь, трогательные напевы бакенщика — песни-размышления, песни-жалобы… Таким вдруг незначительным показалось все это ему.
— Что «хотя»? Что ты хотел сказать?
— Да так, ничего.
— Ты покажешь мне свои новые «Песни без слов»?
— Конечно.
Володя был рад, что Ольга интересовалась его сочинениями. Не забыла, значит. Великое дело — интерес любимого человека к тому, о чем ты думаешь, что сокровенно вынашиваешь в душе, а потом выплескиваешь на нотный листок. Этот интерес бодрит, подталкивает, согревает…
Постукивают Ольгины каблучки по асфальту. За черной кованой решеткой крутой откос к Волге.
Сипло вскрикнул гудок парохода, отходившего от пристани. Все явственнее, ближе грохот лопастей. Поблескивают на солнце белые борта, белая будка капитана… Что-то волнующее возникло в душе Володи… И Ольга примолкла, ее глаза, провожавшие пароход, заблестели.