— Бомбой не прошибешь теперь, — пошутил старик и взялся за лопату.
Он засыпал яму не до конца — недостающий сверху тонкий слой выложил дерном, утоптал ногами и оставшиеся ошметки сгреб граблями под яблоню.
— Дело сделано, — сказал в заключение. — Никакая собака не учует.
Бабушка Марья не промолвила ни слова.
— Еще бы корову куда-нибудь запрятать, — фантазировал старик. — В лесу, к примеру, можно бы. Только ведь замычит животина и выдаст себя.
Старик разговорился, шутил, но бабушка Марья знала своего мужа, знала, что у него сейчас на душе кошки скребут.
— Чего молчишь? — спросил он немного погодя.
— Да так. Слушаю тебя.
— А, слушаешь. Ну, слушай, слушай. Я веселый…
«А ведь действительно — он веселый, — подумала бабушка Марья. — Когда я была молодая, так веселее его и парня не было».
Она поглядела мужу в глаза.
— Слышь-ка, Сергуня, раненый-то спит и спит.
— Ну и что?
— Почитай с самого утра спит. Не плохо ли ему?
Трофимов насупил брови. Вот ведь чертовщина — совсем забыли. Прячут тут разное барахло, а о главном забыли. Не сам ли он вычитал недавно в газете про стариков, которые приютили отступавших красноармейцев? И фотография там была: сожженная изба и два трупа…
— Черт-те что придет тебе в голову, — сказал старик вслух. — Пусть спит, если спится. Сон теперь на пользу ему.
— Да я так, — промямлила бабка. — Я окликнула его, а он не шелохнулся. Может, плохо ему.
— Так посмотрела бы.
Старуха пожала плечами. Она стояла под яблоней, придерживая одной рукой конец фартука, в котором лежали паданцы. Старик быстро взглянул на жену и стал собирать инструменты.
Через несколько минут они вошли в горницу. Ивакин лежал, закинув руки за голову, и пересчитывал потолочные тесины — справа налево и слева направо. Когда скрипнула дверь, повернул голову, и на его запекшихся от жара губах мелькнула улыбка.
— Как чувствуешь себя? Поспал! — заговорил оживленно Трофимов, усевшись рядом с ним на табурет. — Сон — это хорошо. Это очень хорошо! Распрекрасно…
Трофимов не отличался красноречием. Но Ивакину было вполне достаточно и тех слов, которые он услышал, чтобы понять, как хорошо относятся к нему старики.
— Что нового? — не удержался Ивакин. Он всякий раз об этом спрашивал.
— А ничего. Ровным счетом ничего, — ответил беспечным тоном старик. — Тишина и спокойствие. Мы вот с бабкой на огороде копались. Ягоду пора собирать. Ягодки хочешь?
Ивакин отрицательно покачал головой.
— Курятинки бабка тебе сварила. Питаться надо, — продолжал старик. — Полегоньку да потихоньку подымешься. Не робей, парень!
Ивакин почувствовал, как прихлынуло к его груди теплое чувство благодарности к этим людям, которые приютили его, ухаживают за ним, как за родным.
— Катя! Катюша!
Она оглянулась. Валя Сокова махала с крыльца рукой.
— Зайди на минутку.
Катя зашла.
Дом у Соковых большой. Хозяин Егор Соков в прошлом году пришел с финской. Горячий мужик — плечо еще не зажило после ранения, а он давай избу перестраивать. Насмотрелся, видно, на чужой стороне — кое-что перенять захотелось. Двор для скотины решил отдельно сделать. В начале июня навез бревен. Три дня звенели топорами мужики, а потом все затихло: война. Егора призвали в числе первых. Уходя на фронт, сказал жене, что скоро вернется. А сруб стоит теперь позади дома, ждет хозяина.
— Малышка где? — спросила Катя.
— Уснула. — Валя на цыпочках прошла за перегородку, поглядела. Вернувшись, кивнула: спит сестренка.
— А тетя Тоня где?
— Маманя с Федькой к амбарам пошли. Бригадир сказал, зерно будет делить.
— Какое зерно?
— Общественное. Которое вывезти не успели.
Катя в колхозных делах разбиралась плохо, но тут поняла: зерно раздают, чтобы не попало к немцам. Не по себе стало от этой новости: значит, не миновать самого страшного.
— Неужели придут фашисты?!
Валя не ответила, промолчала.
Они сидели у окна, выходившего в проулок. Тихо, пустынно было на улице. Не стрекотали за овином сенокосилки, полученные прошлой весной в районе. Не слышалось лошадиного ржания. Бабы не судачили около колодца. Обычной колготни и смеха ребят тоже не было слышно.
— Жара стоит. Выкупаться бы, — заулыбалась Валя. — Но идти на реку не хочется.
— Мне тоже, — тихо ответила Катя.
— Ничего не хочется делать…
— Мне тоже, — отозвалась Катя.
— Сегодня даже корову не выгоняли. В хлеву стоит, — пожаловалась Валя. — Ну, умная же скотина! Взглянет — и сразу ясно, что она все понимает. Смирно стоит.