— Ну что вы рогочете? Вот возьму и выучусь грамоте…
После этих ее слов все довольно скоро умолкли и почувствовали себя как-то неловко. Веселая атмосфера за столом больше не наладилась, и старухи начали расходиться по домам, кланяясь хозяевам за хлеб-соль и, а свою очередь, принимая от них слова благодарности за свое пение. Самую старшую из них Александр Николаевич взял под руку и проводил почти до самого дома, затем в одиночестве погулял по деревне и возвратился.
На следующее утро отпускник встал поздновато и вышел во двор с мокрым полотенцем на лбу. Морщась от боли в голове и грызя соленый огурец, Александр Николаевич вспоминал прошлый день сперва с удовольствием, затем с досадой — когда на первый план выступило собственное необдуманное предложение обучать едва знакомую старуху. Дождь ни вчера к вечеру, ни сегодня ночью так и не прошел, но с самого утра опять на небе были кучевые облака, расположенные плотнее, чем накануне, и гораздо сильнее набухшие. Потемнело. Сад притих, готовый принять первые капли ливня. Куры, поклевав возле избы посыпанное хозяйкой пшено, ушли к сараю, вырыли там себе ямки и залегли в них с утробным квохтаньем. Возле лица Александра Николаевича стали виться мошки, привлекаясь запахом испарины. Татьяна Тихоновна, по-крестьянски наклонившись, рвала в огороде огурцы и складывала их в эмалированный таз. Дед еще не сбрил свою седую щетину и не подровнял усы. Обутый в калоши на босу ногу, поглядывая на небо (успеет ли до дождя?), он ставил на свежем воздухе самовар. Угли в самоваре дед разжигал старинным способом, при помощи сапога. Увидев внука, он выпрямился, подал руку и, посмеиваясь, произнес:
— Здорово, Сашка.
— Здравствуй, дед, — ответил Александр Николаевич с жалкой улыбкой и, чтобы не слышать больше немногословных, но довольно безапелляционных расспросов деда, поспешил к бабушке.
— Доброе утро, — сказал он ей. — Давай я тебе помогу.
— Помоги, помоги, коль есть охота! — отозвалась Татьяна Тихоновна, с сочувствием взглянув на Сашу.
Испытывая в сельской местности младенческую беззаботность, вдыхая запах возделанной земли, немея от неясных ему самому восторгов, Александр Николаевич стал рвать огурцы и, в зависимости от их размеров, всякий раз по-детски спрашивать у бабушки: «А такие тоже собирать? А такие?»
Постепенно его угнетенное состояние рассеялось; стала меньше болеть голова. Попозже бабушка накрыла в избе на стол. Дед принес самовар. Они сели завтракать; и тут Захар Петрович, намазывая на хлеб вишневое варенье, заметил внуку:
— На кой шут тебе сдалась эта обуза?
— Какая? — спросил Саша.
— А Федосью-то Блинову вчера собрался грамоте обучать, — ответил дед, усмехаясь.
— И то правда, — согласилась с ним Татьяна Тихоновна.
— Это не обуза. Никакой обузы тут нет, — сказал им Александр Николаевич, однако вновь сделался озабочен и после завтрака в задумчивости походил по саду, приблизился к забору, выглянул за калитку и, скрестив на груди руки, начал смотреть на деревенскую улицу.
Она почти целиком сохраняла знакомый ему с детства вид. Может быть, только вместо самых старых домов были поставлены новые, выделявшиеся более светлой древесиной. Он помнил пруд, наполовину затянутый ряской и облюбованный домашними утками; корявые ветлы, обступившие пруд с наклоном в его сторону; колодец с воротом, цепью и тяжелым оцинкованным ведром; крапиву, росшую перед оградами палисадников, — точнее, специально не удерживал всего этого в памяти, но таил в воображении и носил в сердце.
Сама по себе деревня Корягино была невелика и немноголюдна, но выращивала пшеницу и картофель на окрестных полях. Конечно, она в числе других деревень подчинялась совхозу, и вот там, где был собственно совхоз, маячила водонапорная башня, располагалась крытая МТС, стояли длинные скотные дворы, каменные фермы, жилые постройки городского типа, хорошо видные Саше с довольно большого расстояния. На лицо ему вдруг упали теплые капли. Александр Николаевич поспешил назад и едва не столкнулся с Федосьей Марковной. Старушка, подходившая к калитке, остановилась и робко взглянула на молодого человека.
— Здравствуйте. Вы ко мне? — сказал он.
— К тебе, к тебе! Здравствуй, батюшка, — краснея, отвечала она.
— Тогда пойдемте, — произнес Саша, изумляясь расторопности, с какой Федосья Марковна воспользовалась его предложением.
Скоро они сидели за столом на застекленной веранде, на старых венских стульях, а частицы дождя двигались все быстрее, превращаясь в сплошные струи. Дождь, вызывая сонливость, поливал железную крышу, стекла, сад и землю. В небесах было непроглядно, ниже над землей туманно; на веранде создался будто вечерний сумрак, который Александр Николаевич рассеял, включив электрический свет. Бабушка с дедом, встретившие Федосью и своего внука на пороге дома, теперь оставили их, чтобы не мешать. При этом дед за дверью веранды подмигнул Татьяне Тихоновне и шепнул ей относительно гостьи: