— Золотая женщина, — сказал Жилин. — Руки теплые и губы мягкие. А как перед сном распустит волосы да наденет ночную сорочку, очень уж красивая…
На него нападала иногда такая печаль, что он готов был уехать домой сейчас же, без оглядки. Тосковал ли по кому Гена, неизвестно, да, наверное, тосковал, только был скрытный, а может быть, слишком любил свою писанину, чтобы думать о чем-нибудь другом. А вот по мнению Лаврова, такими делами, как любовь и привязанность, заниматься не следовало. Он даже прогонял кошку, ютившуюся в бараке.
— Лавров, — спрашивал Жилин. — У тебя была когда-нибудь семья?
— Не было.
— И не хотел обзавестись?
— Не хотел.
— Тебе же за сорок, черт ты лысый.
Лавров в ответ пожимал плечами.
— Где ты живешь?
— В общежитии.
— Сукин кот! — сердился Жилин, на что Лавров спокойно реагировал:
— Мой друг, поймите меня как следует: мне все до лампочки.
Конечно, он валял дурака и таким образом скрывал какую-то тайну. Тем более что о женщинах он говорил охотно, правда, без всякого уважения. Но, видно, солнышко сегодня особенно нажгло Лаврову голову, хоть он и прикрывал ее на мачте панамой, так как он вдруг ляпнул беззаботно:
— Шкап, а вы когда-нибудь обманывали свою жену?
Жилин на секунду застыл, потом приподнял голову с пышной седой шевелюрой.
— Нет, Лавров, не обманывал, — твердо произнес он и кашлянул. — А что?
— Раз кашлянули, значит, обманывали, — заключил Лавров. Но Жилин, сев на кровати и поставив ноги на пол, повторил:
— Не обманывал, Лавров, — затем справился: — А твое какое дело?
— Дела мне никакого нет, — сказал Лавров. — А я вот о чем думаю: может, и жена вас обманывала, да вы не знаете. Раз она не знает, то и вам не надо знать. Лучше не знать. Вот о чем я подумал…
Жилин сразу не нашелся, что сказать. Прошла минута, пока он сидел с видом человека, ошарашенного неожиданной информацией, ломающей некоторые, весьма важные, его представления, но вот облизал губы и прищурил глаза, приобретшие темную окраску и глубину омута. Он покинул свое место и направился к Лаврову, сел у него в ногах и, похоже, изготовился к крутым действиям.
— Продолжай, — попросил он, после чего на его щеках метнулись желваки.
Ручка, которой писал Гена, снова остановилась. Лавров не двинулся с места, впрочем, в его поведении можно было заподозрить и незаурядное мужество.
— Нет, бить я тебя не буду, — сказал Жилин с такой выразительностью мускулов и нервов, будто сдерживал охоту завязать Лаврова узлом. — Чего тебя бить-то? Рассыплешься, — и, заметив внимание Гены, объяснил молодому человеку: — Послушал бы, что говорит, гад! Воздух портит поганым языком!
— Шкап, не сердитесь, — произнес Лавров.
— Кто тебя только выдумал! — ответил Жилин, усмехнувшись презрительно; возвратился на свою кровать и плюхнулся, как глыба, затем отвернулся лицом к стене.
— Вас я задел случайно, — опять сказал Лавров, ибо его повлекло говорить, но не потому, что опасность миновала, а из самолюбия, в отместку. — Но если оставить конкретные случаи, — продолжал он, — то я бы выразился так: нельзя верить никому, ни мужьям, ни женам, потому что те и другие потенциальные любовники. Я, понятно, имею в виду чужих между собой…
— Да что он плетет? — произнес Жилин, скорее на этот раз беспомощно, чем свирепо; снова сел и взглядом призвал Гену в свидетели: — Какие любовники?
— Такие, — сказал Лавров, вдруг затосковал и стал часто моргать, лежа на спине.
— Лавров, зачем вы говорите вздор? — вступился Гена.
— Что — зачем? — отозвался Лавров.
— Непонятно, о чем вы говорите, хотя как будто все ясно, — сказал Гена, улыбаясь.
— Тут и понимать нечего, — сказал Лавров. — Нужно называть вещи своими именами, милый человек. Правда, вы еще молоды, Гена, поэтому идеалист. Цыпленок жареный…
— К чему ты клонишь, Лавров, — опять произнес Жилин, — вот я чего никак не пойму…
Лавров еще раз спросил Гену:
— Ответьте мне, идеалист, на такой вопрос. Сколько времени вы работаете в нашем монтажном тресте?
— Вы знаете, — ответил Гена. — Третий год.
— И еще один вопрос, — продолжал Лавров, отрезая себе пути к отступлению. — Часто ли вы находились за это время дома?
— Нет, Лавров, не часто. Это вы сказали правильно. Дома я действительно бывал маловато. — Гена закрыл блокнот и отложил вместе с ручкой на тумбочку.
— Верно, — подчеркнул Лавров. — Работаете третий год и дома бывали немного, хорошо, если наберется с полгода. Мы же мотаемся по стране много лет. Где мы только не бывали!.. Шкап, сколько вы уже лет разъезжаете?