— Перестань! — говорил он матери и отдавал свою долю братьям и сестре.
— Ел бы, Веня… Ты и ростом больше… — и на глазах у нее уже блеснули слезы.
— Сама бы ела. А то все смотришь.
— Ем я… — тихо отвечала мать, доставала носовой платок и отходила в угол, чтобы выплакаться. — Отец бы тебя, Веня, увидел… — бормотала она. — Вырос-то ты как!.. Красивый…
День он теперь проводил в училище, узнавал, как работают станки и режущие инструменты. В училище было трехразовое питание, а тем, кто проживал дома, ужин заменяли сухим пайком. Вечером Вениамин угощал мать и ребятишек.
— Ты, Венька, скорее приходи! — провожали его братцы и сестрица. — Мы будем ждать! Нам без тебя скучно!
Они лезли с прощальными поцелуями, и он наклонялся, чмокал их в щеки, строго по секрету наказывая:
— Мамку, мамку поцелуйте, тонконогие! Тоже ведь на работу уходит!
— До свидания тебе, мамка, — говорили братцы, становясь перед ней.
Настя с каждым днем делалась хитрее, и она выговаривала Лехе и Андрюхе, подражая интонациям старшего брата:
— Вам что было сказано? Или не слышали? Венька велел поцеловаться!
Вениамин старался не быть с матерью наедине, чтобы не слышать тоскливые признания:
— Не нужна я вам, сынок! Ох, не нужна! Вижу я это! Все вижу!
— Еще как нужна-то! — говорил он. — Я вот у тебя вырос, а они еще маленькие. Их надо десять лет растить до меня.
— Льнут они к тебе… А мать свою и не замечают!.. Делать ничего не дают!.. Венька, говорят, не так делает!.. И пуговицу Венька пришивает не так, и голову чешет по-особенному!.. Все Венька да Венька!.. Я для чего у вас тогда?.. Радость ведь мне с вами заниматься!..
— Ну мамка!.. — восклицал Вениамин, стирая ей пальцем слезу и намереваясь куда-нибудь поскорее уйти, чтобы не видеть ее заплаканных глаз. — Вот как ты не можешь понять! Большая же!.. Отвыкли они от тебя! Побудут с тобой подольше, опять привыкнут!..
Иногда ему щемило душу что-то такое, от чего он не мог пройти мимо школы. Он заходил в нее, встречался с учителями и ребятами. Если его видела Клавдия Тимофеевна, то звала в кабинет, сама садилась в свое черное кресло и рядом усаживала Вениамина.
— Скучаешь по школе? — спрашивала она.
— Как вам сказать? — отвечал паренек. — Пожалуй, нет, Клавдия Тимофеевна. Не очень я скучаю.
— Как же не скучаешь, если к нам заходишь?
— И скучаю, и не скучаю… В училище-то мне нравится лучше. Интереснее мне там. Ключ я вот гаечный сам скоро сделаю. Потом на токарном станке детали буду точить. Ребята у нас хорошие. Мастер попался невредный.
— А мама как?.. — интересовалась директор.
— Ничего… Хорошо все, — говорил Вениамин, тая в себе печаль. — Любит она нас, мать-то. Заботится. Полегче ей стало. Помощники растут. Настасью скоро к вам приведу, — и усмехался, вспоминая, какой толковой хозяйкой делалась сестрица. Но пока она не научилась помогать в меру, и когда выкупала Леху с Андрюхой в железном корыте, то кожа у них начала сильно зудеть, и они простудились и заболели…
Потом опять началась нелегкая зима, но прошла и она. Раненых становилось в госпитале меньше: одни выздоравливали и ждали отправки домой, других куда-то переводили, и с осени должен был снова открыться техникум. Настя готовилась пойти осенью в первый класс. Братцы готовились к наказанию ремнем, поскольку плохо вели себя на улице: стукнули одногодку камушком по голове. Но Вениамин получил на производственной практике первую получку, был в хорошем настроении, и рука у него на братцев не поднялась, хотя, наверное, она и без того бы не поднялась: раньше он наказывать их как-то все забывал, а теперь было поздно. Он стал солиден, и было ему не к лицу драться ремнем, даже, здороваясь с соседями, приподнимал за козырек фуражку, и ближайший сосед, крепко постаревший и погрустневший взглядом, отводил Вениамина в сторону и бормотал, осматривая его:
— Ну, ты прямо петух! Скоро женить будем! За станок, говоришь, уже ставят?.. Ну-ну!.. Патроны-то больше не надо делать. Немца хватит добить. Теперь всякие другие железки нужны. Вот и строгай.
— Хвалят меня, дед, — сказал Вениамин. — Способный я, считают. В комсомол подавать хочу. Как думаешь, возьмут?
— Тебя? — свирепо ответил дед Аркадий. — Кого же они еще брать-то, Венька, будут, если тебя не возьмут?
— Я тоже думаю, что возьмут, — согласился Вениамин.
— Вот, Венька, дела-то как обернулись! — произнес дед, тряся невесело головой. — Мать-то, видать, довольна!.. Что еще бабе надо, коли дети у нее не полоумные?..