— «Красин» РКК! «Красин» РКК! — отбивает Алексеев позывные ледокола.
1 час 10 минут: Уже наступило 11 июля. Прошло почти семь часов после вылета «красного медведя».
Счастливая улыбка озаряет лицо Алексеева:
— Есть связь!
Чухновский начинает диктовать свою знаменитую радиограмму:
Начальнику экспедиции
Карта номер 303 Мальмгрен обнаружен широте 80 градусов 42 минуты долготе 25 градусов 45 минут тчк Небольшом высоком остроконечном торосе между весьма разреженным льдом двое стояли с флагами третий лежал навзничь тчк Сделали над ними пять кругов тчк Совершенно чистая вода ограничена 80 градусами 40 минутами зпт 30 меридианом берегом Северо-Восточной Земли и линией острова Рипса на ENE по указанной широте тчк Поэтому группу Вильери обнаружить не могли тчк Виден был только Вреде тчк Выбора посадки не было тчк Сели торосистое поле миле от берега на который ходим тчк Сели на SSW миле от Капа-Вре-де или Капа-Платена тчк Туман мешает точно определиться тчк Конце пробега снесло шасси тчк Сломано два винта тчк Самолет годен под морское шасси тчк Все здоровы тчк Запасы продовольствия две недели тчк Считаю необходимым Красину срочно идти спасать Мальмгрена
Пройдут считанные минуты — и радиограмма окажется в ночной Москве, на рабочем столе Иосифа Станиславовича Уншлихта, председателя Советского комитета по спасению экспедиции Нобиле. Экипаж ледокола начнет готовиться к своему решающему ледовому штурму.
Пройдут часы, и радиоволны, телеграфные провода, телефонные звонки разнесут ошеломляющую новость по всему свету. На первых страницах газет рядом с фотографией Мальмгрена замелькает на всех языках фамилия Чухновского и последняя строчка его радиограммы: «Считаю необходимым «Красину» срочно идти спасать Мальмгрена».
Имя Чухновского, известное прежде лишь авиаторам военно-воздушных сил нашей страны да не очень тогда широкому кругу полярников, станет известным всему миру, и современники по праву назовут его лучшим и благороднейшим пилотом планеты…
Красный военлет
Летчиком Борис Чухновский стал в октябрьские дни 1917 года, имея девятнадцать с половиной лет от роду.
Именно в октябрьские дни…
В Петрограде шли бои. Ведомые ленинской партией, рабочие, солдаты, красногвардейцы брали власть. А учащиеся Гутуевской школы военно-морской авиации, находившиеся в то время в Ораниенбауме, за штурвалами самолетов сдавали свои выпускные экзамены.
Возможно, покажется странным, даже неправдоподобным, но каких-либо бурных событий в школе в те дни не происходило. Наверное, потому, что в подавляющем своем большинстве учлеты, инструкторы, не говоря уже об аэродромном персонале, колебаний не испытывали и сразу стали на сторону народной власти.
Дорога Бориса в авиацию была естественной для него и почти прямой, как естественно и то, что он стал одним из первых военных летчиков Советской страны.
Дорога в авиацию… Точнее сказать — в морскую авиацию. Именно в ней соединились две стихии, которые всегда влекли его, — море и воздушный океан.
Началось с моря.
Отец Бориса, ученый-лесовод, естественник, закончив Петербургский лесной институт, работал некоторое время на закреплении песков в Алешках, в низовье Днепра, потом служил по лесному департаменту Министерства земледелия в Петербурге. Здесь и родился 9 апреля 1898 года Борис, второй сын в семье. Первый, Всеволод, был годом старше.
Вскоре семья переехала в Гатчину. Здесь четырех лет Борис остался без матери.
Отец все внимание перенес на сыновей. Будучи человеком широко образованным, он сам занимался с ними, готовил их к поступлению в реальное училище.
Шла русско-японская война со всеми ее драматическими событиями, обороной Порт-Артура, Цусимским боем. Иллюстрированные журналы заполнились бесконечными изображениями военных кораблей и морских сражений. Несколько позже с помощью друзей отца Борису довелось побывать на ледоколе «Ермак» и даже на одной из первых русских подводных лодок.
Море заполонило душу. Зрело решение стать моряком.
Отличной школой для Бориса стало Гатчинское реальное училище, прежде всего благодаря двум наставникам — словеснику Павлу Васильевичу Мудролюбову и особенно учителю-естественнику Федору Назаровичу Красикову. Великолепным педагогом был Красиков. Свободомыслящий человек, атеист, он участвовал в нелегальных маевках, на одну из которых привел и Бориса вместе с другими реалистами.
В 1908–1909 годах мир узнал о полетах Блерио. Братья увлеклись сооружением воздушных моделей. С начала 1911 года в Гатчине открылся отдел воздухоплавательной школы, ставший впоследствии военной авиационной школой. Завелись знакомства среди молодых авиаторов. В июле 1915 года Борис вместе с летчиком Азанчеевым впервые поднялся в воздух. Летели на «Фармане-7», примитивном по нынешним понятиям аппарате, «летающей этажерке», как говорили тогда, на котором и пилот и пассажир — оба открыты потоку воздуха. Аэроплан держался хорошо. Полет проходил ранним утром, когда еще нет восходящих потоков воздуха и машина идет ровно.