Андрей Терехов
В девяти милях от жилища дьявола
Если мы окружены крысами, значит, корабль не идет ко дну.
Заскулил ветер и со скрежетом протащил по асфальту указатель «Направление эвакуации». Вера бросила на него сонный взгляд, обняла себя левой рукой, чтобы согреться, и быстрее зашагала в противоположную от спасения сторону. Черные сапоги Веры шлепали по лужам и желтой хвое, правая рука — в черной, до локтя, перчатке с белым скорпионом — мешалась и била по бедру. Разум по привычке шифровал надписи на рекламных щитах: сегодня методом Тритемиуса. Буквы сдвигались с нормального алфавитного положения по формуле s=2p*p + 4p + 6 в зависимости от позиции в изначальном тексте. «Е» от салона красоты «Ева» превращалось в «Р», «В» в «Ч», «А» в «Г». «РЧГ».
Длинная стрелка часов над Домом Союзов толкнулась в одиннадцать, и Вера как-то по-особому — спиной, плечами, затылком — ощутила вес осенней мглы, которая наползала на каменную набережную. Тяжелые порывы ветра били по лицу, окутывали сыростью с беспокойного вздутого моря. От натуги скрипели дряхлые лиственницы, и хлопали на стенах рекламные афиши; водосточная труба гудела низко-низко, будто контрабас. Иногда в этом дымящемся сумраке проступали одинокие фигуры, перечеркивали собой улицу и, как призраки, растворялись в сентябрьской ночи.
Мостовая свернула и пошла над волноотбойной стеной. Асинхронно, чудно зажигались чугунные фонари, и краем глаза — на границе света и тени — Вера замечала песчаную полосу, что рывками выбивала у моря водоросли, камни, груды оледенелого плавника. Линия горизонта таяла в мглистой зыби: тьма неба и тьма волн сливались в бесприютную черно-синюю бездну, из которой доносились стоны чаек, так похожие на младенческий плач.
За голенькими лиственницами мелькнул интернат для детей-инвалидов. Его эвакуировали в числе первых, и Вере, которая два десятка лет слушала здесь смех и лепет, стало не по себе. Она вспомнила, что через неделю или две эти камни под ногами, эти перламутровые окна, этот сонный город — всё — всё! — перемолотят потоки воды, и по телу пробежал озноб.
Вера миновала открытый штоф рома, который одиноко и тоскливо посвистывал на ветру, когда почувствовала чей-то взгляд. У основания волноотбойной стены, под лестницей, шевельнулась фигура. Вера прищурилась и заметила мужчину — он полулежал на песке и забавно пританцовывал. Ее это рассмешило. Пьяный, как весь город, подумала Вера. Кто-то заливал тревогу, кто-то потерю дома — большинство не понимало, что еще делать в преддверии конца.
Через несколько шагов Вера снова оглянулась на мужчину. Тот все танцевал свою диковатую, лежачую джигу, и Вера почувствовала, как улыбка постепенно сползает с ее лица. Она отвернулась и быстрее зашагала прочь.
Вера прошла по полупустому ряду с красными скидочными ценниками и остановилась в молочном отделе. Левой рукой она рванула пакет с бабины и, не отпуская, развернула — одними пальцами. Затем положила его на полку и левой же рукой опустила внутрь бутылку молока и три глазированных сырка.
К товарной ленте нервно подбежала женщина с набитой тележкой, где громоздились консервы, макароны и рулоны туалетной бумаги. Запищал сканер кассира, но как-то размеренно, робко, так что покупательница не выдержала и сказала:
— Поскорее бы.
Кассир бросил на неё взгляд, сделал движение бровями. Чуть ускорился. Вера вздохнула и поставила свой пакет на металлическое ограждение конвейерной ленты.
— Вам премию дают за медленное обслуживание? — не унималась покупательница.
Вера закатила глаза и достала левой рукой наушники. Зубами и левой рукой размотала их, включила плеер. Заиграло грустное пианино, и улица за окнами магазина подтаяла, размылась за поволокой медленных мыслей, и тут рядом рвануло. Жуткий удар пронесся по полу, ввинтился в подошвы сапог, поднялся к черепу и завибрировал в костях, в зубах, выдавливая наружу глазные яблоки.
Вера, ничего не соображая, бросилась под товарную ленту и зажмурилась в ожидании нового залпа. В ушах стоял свист, который медленно перешел в высокую, пульсирующую ноту. Голова словно разбухла, и Вера изо всей силы прижала ладони к ушам, лишь бы заглушить мерзкий звук, лишь бы не дать костям черепа лопнуть.