Вера поборола брезгливость и левой рукой обыскала труп. Ноль документов, ноль денег, узкая металлическую расческа, спички и "ТАТ" билет на две поездки. Будто набросились падальщики и склевали самое ценное.
— Да кто же ты?
Из пиджака Вера вытащила сигареты "Somerton", таблетки "Новодигал", жевачку "Juicy Fruit" и еще один билет (его купили в 6:10 утра) — на электропоезд от центрального вокзала до станции "Северная сортировочная". Километрах в полутора от дома Веры.
Торговый представитель или сектант? Она пожала плечами и в замешательстве осмотрела берег. Что делать с телом?
Улицы затопил гнилой листопад, сонно посвистывал ветер. Шестая и первая больницы не работали, так что Вера против желания поехала к Герману. Навстречу побежала бесконечная улица кафе — вся в погасшей лапше из неоновых трубок, — затем юркнула в сторону и пропала. Дома опустились ниже уровня дороги и открыли взгляду пустыри вокруг четвертой больницы. Веру пробрал озноб, на языке возник неприятный металлический привкус: от шлагбаума тянулись ряды мертвецов — под грязными, в ржавых пятнах простынями, которые трепал и сдергивал злой осенний ветер. Между трупами ходила группа врачей, поодаль тарахтел "Камаз" с брезентовым кузовом, в который как мешки с песком закидывали проверенные тела.
Скорые до сих пор доставляли пострадавших с причала, и дальше вестибюля больницы не пускали. Левая стена (стена тщеславия, как мысленно обозвала Вера) пестрела наградами Германа и его фото с пациентами. Среди них Вера нашла себя: бледную, непричесанную, с неприкрытыми шрамами на шее и ключицах. Она смотрит на Германа, а тот, как обычно, в космос или в себя.
Постовая медсестра не без раздражения выслушала Веру и перенаправила тело в городской крематорий.
— Сейчас всех сжигают, моргам запретили принимать тела. Ну, или оставьте у ворот, там отвезут, как проверят.
— А вскрытие? Или что вы там, блин, делаете?
— В кре-ма-то-рий, — как для глупой повторила медсестра.
Вера поморщилась от досады, вышла и набрала Германа.
— Говори, — бесцветным голосом ответил он.
— У тебя в больнице работает патанатом? Твои жабы меня не пускают.
Некоторое время в трубке царило молчание, и Вера подумала, что Герман уснул.
— Ты снова говоришь шифровками?
— Что? Нет, это открытый текст. Я нашла труп.
— Зачем?
— Затем. Я нашла труп и хочу провести вскрытие. Вы, что там, спите все?
— Крематорий.
— Ты изде…
— Вера, отвези тело в крематорий, затем вернись домой, поешь, соберись. Жди очереди на эвакуацию.
— Не говори со мной как с ребенком.
— Не веди себя как ребенок.
Вера стиснула зубы, с силой вдавила отмену вызова и обошла территорию больницы. В корпусе прозекторского отделения ее окликнула еще одна медсестра, на что получила в ответ "иди на хрен". Веру охватило злое веселое настроение. Она изгонит этот бледный призрак сомнений, пусть только ей объяснят смерть… "Длинного". "Рыжего"? Нет, "Сомертона", как сигареты.
Прозектору — старушке с крохотной головой, Сундуковой Лидии Михайловне, — Вера с порога заявила, что привезла тело.
— Я не из полиции, вообще ниоткуда. Он вчера приходил ко мне, а потом, уфф, умер, а я не верю в такие совпадения. Я заплачу, просто успокойте меня и скажите, что он умер своей смертью. Хорошо? А потом я сама отвезу в чертов крематорий. Я звонила в штаб-эвакуации, но там какой-то идиот. Я просила на посту, но… Вы сделаете? Я заплачу — тысячу, две, три. Сколько?
Вера достала кошелек и посчитала деньги.
— С собой шестьсот пятьдесят восемь и 70 копеек, но остальное я привезу. Или перечислю. Зуб даю.
Лицо старушки подобрело.
— Золотце, это тебе руку Герман Минович пришивал?
— Да-да, — буркнула Вера.
— Ясненько. Ты миротворец?
— Нет, — такие вопросы всегда ее напрягали. — Не миротворец.
— Ясненько. Ясненько. Ну что… тысяч за десять я тебя успокою.
Веру сумма ошеломила.
— Нет. Тогда не надо, — она вспомнила лежачий танец незнакомца. — Или… Ну… Господи, я не знаю. Ладно, Бог с ним. Хорошо. Десять. Хорошо!
— Пфф, ну тащи.
— Сама?
— Золотце, ты видишь здесь кого-то еще?
Вера не без труда привезла тело и закружила вокруг стола. Разум одолевали сомнения: зачем возиться с чужим трупом, спорить, тратить такие суммы? На кой черт? Глупо. Вера уже подумывала, не остановить ли врача, когда Сундукова заметила: