Почему Каст решился отправиться на кладбище, не взяв с собой стражей? Ему не приходило на ум, что мы можем с этим рабом убежать в разные стороны? Ведь тогда одному из нас удалось бы спастись. Птицелов плохо соображал после вчерашней попойки или вообще не был наделен от природы большой сообразительностью? Одна за другой мелькали мысли…
Вдруг что-то привлекло внимание надсмотрщика на руднике, и он отвернулся. Дальше все произошло в мгновение ока. Я решился на отчаянный шаг и ударил злодея по голове лопатой. Послышался короткий хруст проломленного черепа. Каст упал, обливаясь кровью… Он успел повернуть ко мне лицо, и я перехватил его последний, исполненный ужаса взгляд…
— Бежим! Бежим! — страшным голосом позвал я раба.
Но тот, не произнесший за все время ни единого слова, был, вероятно, глухонемым или не понимал греческого языка, потому что не двинулся с места. Я побежал в кустарник, надеясь найти там какое-нибудь укрытие от преследования, и уже в кустах оглянулся. К моему изумлению, раб с яростью бил лопатой по трупу Каста. У меня не было времени, чтобы далее наблюдать эту сцену.
Вероятно, поведение раба и спасло меня от преследования. Прибежавшим на место убийства надсмотрщикам и в голову не пришло, что Каста убил другой человек, и пока выяснились все обстоятельства происшествия, я был уже далеко…
Не знаю, что сталось с глухим. Вероятно, его тут же казнили, а я бродил по лесу весь день и всю ночь, питаясь лесными плодами и не забывая ни на мгновение, что пролил человеческую кровь. Но когда вспоминал страшные глаза Каста, полные холодной жестокости, мне казалось, что я не человека убил, а раздавил какое-то злое насекомое.
Уснув на несколько часов в укромном месте, я снова пустился в путь, узнавая по всяким признакам дорогу, по которой мы поднимались в горы, и надеясь, что таким образом я снова попаду в Диоскуриаду и, может быть, еще захвачу в порту корабль Поликарпа.
На второй день я пришел в город весь оцарапанный колючками, с избитыми ногами, опираясь на посох, в который я превратил найденный в лесу увесистый сук. Но я опасался пойти на базар, чтобы не попасться на глаза надсмотрщикам Лупа. Крадучись, переходя из одного переулка в другой, я добрался наконец до порта, где у берега бросили якорь торговые корабли. Повсюду бродили корабельщики и зеваки, из таверн доносился вкусный запах жареной рыбы. Я спросил одного из прохожих:
— Не знаешь ли ты, где стоит в порту корабль, который принадлежит Поликарпу?
— Поликарпу? — переспросил человек с косматой рыжей бородой, росшей как рогожа вокруг широкого лица. — Полагаю, что ты найдешь его по другую сторону башни. Корабль грузится, чтобы, отплыть в Синопу.
И незнакомец широким жестом жилистой руки показал место, где мог находиться корабль. Я поблагодарил и побежал, едва сдерживая свое волнение, в указанном направлении.
Меня не обманули. Некоторое время спустя я уже заметил Диомеда, опиравшегося о борт одного из кораблей и взиравшего с печальным видом на портовую суету. Рабы носили с берега по гибким доскам амфоры. В них было, как я узнал потом, светильное масло.
— Диомед! — крикнул я.
— Скриба! — радостно поднял он руки.
Я подбежал к кораблю и стал укорять патрона за то, что он так постыдно предал меня, и тут невольно слезы полились из моих глаз. Но Диомед каялся передо мной, ссылаясь на свою растерянность в связи с пережитыми волнениями, и просил простить его, обещая мне впредь заменить отца.
— Ты же знаешь, — плакался он, — что я потерял все свое состояние и даже корабль. Я теперь нищий и не знаю, как доберусь до дому и что скажу своей несчастной супруге…
Он лицемерил. По правде говоря, у Диомеда еще осталось довольно богатства, чтобы не просить подаяния с протянутой рукой, но в те минуты я готов был извинить людям все на свете, радуясь своему освобождению и рассказывая патрону о том, что я испытал за эти два дня. А ведь они могли превратиться в долгие, страшные годы.
В это время к нам подошел благообразный Поликарп.
Он тоже, вероятно, чувствовал свою вину передо мной, потому что предложил:
— Чего же ты ждешь! Взойди на корабль и отдохни после выпавших на твою долю бедствий!
Я не заставил себя долго просить. Наутро корабельщики закончили погрузку и подняли парус. Возблагодарив небеса за спасение, мы покинули Диоскуриаду.
7
Корабль Поликарпа назывался «Африка». Благодаря всяким счастливым обстоятельствам мы в короткий срок достигли на нем Синопы и оттуда направились в Византии. Диомед, надеявшийся с каким-нибудь попутным кораблем вернуться в Томы, сошел там на берег, а мы поплыли в Фессалонику. Корабль вез в этот город различные товары.
Фессалоника — большой торговый город, но Поликарп не задерживался в нем, так как «Африка» должна была доставить в Лаодикею Приморскую горное масло для светильников. В некоторых областях Кавказа его добывают в огромном количестве из земли, и оно очень ценится в Антиохии, где лавки и даже улицы освещены в ночное время, как днем. Поспешность Поликарпа вполне соответствовала моим планам, однако я все-таки успел не без волнения посмотреть на Олимп, блиставший в отдалении своей белоснежной вершиной, и вспомнил безбожные речи Аполлодора, который, выпив вина, имел обыкновение утверждать, что все рассказы о богах — только глупые басни, рассчитанные на доверчивых людей, и что на Олимпе не находится места даже для орлов, потому что гора бесплодна и непригодна для живых существ.
Снова мы пустились в путь, и на этот раз он лежал среди блаженных Цикладских островов, медлительно кружившихся, как некие лиловые видения, в зеленоватом море, на золоте вечерней зари…
В дни этого мирного плавания, во время которого я отдыхал телом и душой, самым приятным занятием для меня были разговоры с корабельщиками. Все они оказались старыми мореходами, и некоторые даже побывали за Геркулесовыми Столпами. Моряки много рассказывали об алчности торговцев, всегда готовых ради наживы отправиться в любое опасное путешествие — плыть в Британию за оловом или пробираться в дебри Африки, где покупают слоновую кость. Будто бы в непроходимых африканских лесах существуют кладбища слонов. Почувствовав приближение смерти, огромные животные направляются туда, ломая все на своем пути и оглашая пальмовые рощи трубными звуками, и в таких местах находят настоящие залежи клыков. Один из корабельщиков рассказывал, что его приятель, которого уже не было в живых, однажды приплыл на корабле к какому-то острову в океане, где среди пальм обитали человекообразные существа, обросшие густой бурой шерстью. Когда мореходы сошли на берег, эти фавны похитили и увели в лес некую женщину, плывшую случайно на корабле, и тогда корабельщики покинули в страхе остров и больше не возвращались в те опасные воды.
Я уже стал понимать, что для получения прибыли использованы все ухищрения человеческого разума. Для этого служат корабли и караванные дороги, менялы и гостиницы. Купец вносит плату за товары в одном городе, получает от владельца меняльной лавки заемное письмо с указанием суммы и спокойно отправляется в путь, не опасаясь воров и пропажи, чтобы у другого менялы, в другом городе, иногда расположенном за тысячи миль, получить товары или указанную на папирусе сумму с вычетом условленных процентов. Вокруг торговли вращается вся римская жизнь, и около этого занятия кормятся судостроители, корабельщики, каравановодители, скрибы и проводники.
Спустя некоторое время мы прибыли в Лаодикею, и нигде, как в этом порту, я не видел такого множества кораблей, пришедших из Иоппии, Тира, Сидона, Александрии и даже Карфагена и Остии. Среди них, поблескивая на солнце медью щитов, повешенных в однообразном порядке на бортах, стояли три римские галеры. Мне объяснили, что сюда везут товары, направленные в Антиохию, так как антиохийский порт Селевкия неудобен для стоянки большого числа судов.