Утро следующего дня было серым и пасмурным. Несмотря на ранний час, в доме Берковых все уже пришло в движение. Отъезд был назначен так рано, чтобы поспеть к поезду и сегодня же вечером приехать в резиденцию. В гостиной никого не было, кроме Курта фон Виндега; барон еще не выходил из своей комнаты. Евгения тоже пока не появлялась, и молодой офицер, не скрывая нетерпения, ожидал кого-нибудь. Он уже несколько раз прошелся по комнате, постоял на балконе, потом сел в кресло, с которого быстро вскочил, когда порог переступил Артур Берков.
— А, вы уже здесь? — сказал Артур, по обыкновению холодно и вежливо кланяясь своему шурину.
Курт поспешил ему навстречу.
— Мне хотелось бы сказать вам несколько слов наедине, — начал он, — но… Боже мой! Что с вами? Вы больны?
— Я? — спокойно спросил Артур. — Почему вы так решили? Я совершенно здоров.
— Здоровы? — повторил Курт, пристально глядя на бледное, изнуренное, с явными следами бессонной ночи лицо зятя. — Я скорее предположил бы противное.
Артур нетерпеливо передернул плечами.
— Я не привык рано вставать, при этом всегда кажется, как будто совсем не спал. Однако ваше сегодняшнее путешествие будет не из приятных — отвратительное туманное утро.
Он подошел к окну, как бы желая взглянуть на погоду, на самом же деле, чтобы избавиться от наблюдательного взгляда Курта, тяготившего его. Но от Курта Виндега не так-то легко было отделаться; он тоже подошел к окну и стал рядом с Артуром.
— Я пришел сюда раньше всех, — начал он, немного запинаясь, — потому что мне хотелось поговорить с вами наедине, Артур!
Берков быстро обернулся, удивленный как желанием, так и самим обращением молодого барона Виндега. За все время родства Курт едва ли один раз назвал его по имени. Обычно, следуя примеру отца, он называл его «господин Берков».
— О чем же? — спросил Артур приветливо, хотя с некоторым удивлением.
На открытом красивом лице молодого офицера ясно выражались неуверенность, смущение и еще какие-то другие ощущения, но вдруг он быстро поднял голову и доброжелательно взглянул на зятя.
— Мы были несправедливы к вам, а я, может быть, больше всех. Меня возмутила эта свадьба и все, что ей предшествовало, и — честно признаюсь — я возненавидел вас с той самой минуты, когда вы сделались моим зятем. Со вчерашнего дня я знаю, что мы ошиблись в вас, и вся моя ненависть исчезла вчера же. Я очень сожалею о нашей ошибке… Вот это-то я и хотел сказать вам. Забудете ли вы все это, Артур?
Он сердечно и ласково протянул ему руку, и Берков пожал ее.
— Благодарю вас, Курт! — просто сказал он.
— Слава Богу! Точно гора свалилась у меня с плеч! Я не мог заснуть всю ночь, — сказал Курт, облегченно вздыхая. — Поверьте, что и отец вполне отдает вам должное. Конечно, он не признается в этом, но я знаю, что это так.
Легкая улыбка скользнула по лицу Артура, хотя оно и не стало от этого веселее.
— Мне очень приятно. По крайней мере, мы расстанемся не врагами, — спокойно сказал он.
— Да, но относительно отъезда… — произнес быстро Курт. — Папа еще наверху в своей комнате… Евгения сейчас одна у себя… Не хотите ли вы еще раз поговорить с ней?
— Зачем? — спросил пораженный Артур. — Барон может явиться каждую минуту, да и Евгения едва ли…
— Я стану у двери и никого не пущу к вам! — горячо уверял его Курт. — Я сумею задержать отца здесь, пока вы переговорите.
Артур слегка покраснел, когда встретился с напряженно-пытливым взглядом Курта, но отрицательно покачал головой.
— Нет, Курт, это бесполезно. Я еще вчера вечером говорил с вашей сестрой.
— И об отъезде говорили?
— Да, и об отъезде.
Молодой офицер не мог скрыть своего разочарования, да и вынужден был прервать разговор, так как в это время послышались шаги барона, и тот появился в гостиной. Курт отошел в глубину комнаты, бормоча себе под нос «тут что-то есть!»
Все неизбежно должны были сойтись за завтраком. Строгий этикет, которого придерживался барон, и присутствие слуг значительно облегчили это совместное пребывание. Наконец, завтрак окончился; карета уже стояла у подъезда. Мужчины надели плащи; горничная подала Евгении шляпку и шаль. Артур предложил жене руку, чтобы провести ее по лестнице. Надо было до последней минуты, хотя бы для вида, поддерживать хорошие отношения.
Из окон видно было, как волновалось целое море тумана, а в комнаты проникал какой-то тусклый холодный свет, придававший покоям вид чего-то призрачного, нежилого; казалось, вся роскошь, украшавшая их, сразу потеряла блеск и краски. Да, эти роскошные покои должны были опустеть — молодая хозяйка покидала их навсегда.