Евгения тихо вышла из своей засады и переступила порог кабинета. Все было забыто: и угрожающая ей опасность, и обвинение, заставившее ее только что содрогнуться, и тот, кого оно касалось, и все, что с ним связано. Теперь, приближаясь к своему мужу, она видела только его одного и думала лишь о нем. Завеса, так долго разделявшая их, должна была, наконец, разорваться, и все выясниться, а между тем она трепетала перед развязкой, как перед смертным приговором. Что, если она ошиблась и будет встречена не так, как этого ожидала и заслужила, принеся в жертву свою гордость? Кровь бурным потоком приливала к сердцу женщины, и оно бешено колотилось от страха, — в следующую минуту для нее решалось все.
— Артур! — тихо окликнула она.
Он вскочил, озираясь вокруг, как будто услышал голос духа. Там, на пороге, где она сказала ему последнее «прощай», стояла его жена, и в ту минуту, когда он узнал ее, исчезли все сомнения и раздумья. Он сделал движение, чтобы броситься ей навстречу, а вырвавшийся у него крик радости и блеск в глазах выдали ей все то, что скрывало долгое самообладание.
— Евгения!
Молодая женщина вздохнула свободно, как будто гора свалилась у нее с плеч. Его взгляд и тон, каким он произнес ее имя, убедили ее, что все сомнения напрасны. Хоть он сдержал свое страстное движение и, как будто защищаясь, облекся в прежнюю маску, было уже поздно — она увидела слишком много.
— Откуда ты? — наконец, спросил он, с трудом овладев собой, — так внезапно, так неожиданно… и как ты попала в дом? На заводах самый разгар бунта, и там ты никак не могла пройти.
Евгения медленно приближалась к нему.
— Я пришла несколько минут тому назад и, разумеется, пробивалась сюда с большим трудом. Не спрашивай меня, каким образом… довольно того, что добралась. Я хотела быть рядом с тобой прежде, чем придет опасность.
— Что это значит, Евгения? Что означает этот тон? Курт, очевидно, напугал тебя своими рассказами, несмотря на мои просьбы и даже запрещения. Я не хочу никаких жертв по долгу или из великодушия. Ты знаешь это!
— Да, я это знаю! — твердо возразила молодая женщина. — Ты уже раз оттолкнул меня. Ты не мог простить мне того, что я была несправедлива к тебе и из мести за это чуть было не пожертвовал мной и собой. Артур, кто же из нас более жесток и беспощаден?
— Это была не месть! — тихо сказал он. — Я дал тебе свободу… Ты сама хотела этого.
Евгения стояла уже совсем близко. Слово, которое прежде ни за какие сокровища в мире не сорвалось бы с ее языка, ей так легко было произнести теперь, когда она поверила, что любима. Она подняла на него свои темные, полные слез глаза.
— А если я скажу своему мужу, что не хочу свободы без него, что я вернулась, чтобы делить с ним все, что бы нас ни постигло… что я полюбила его! Неужели он опять прогонит меня?
Ответа она не услышала, но тут же оказалась в его объятиях. И в этих руках, обнимавших ее так горячо и крепко, как будто никогда не хотели расставаться с тем, что приобрели с таким трудом, по этим страстным ласкам, которыми он осыпал ее, Евгения поняла, как тяжело ему было потерять ее и что для него значило в эту минуту ее возвращение. Его темные глаза сияли таким блеском, какого она до сих пор не видела в них, даже при прежних мимолетных вспышках! Молодая женщина доверчиво прижалась к груди мужа, когда он, склонившись к ней, прошептал:
— Евгения, дорогая моя!
В открытое окно, будто приветствие, доносился к ним шелест зеленых лесистых гор; они не могли не откликнуться на это новое счастье, которому сами же помогали утвердиться: они давным-давно разгадали их обоих, когда те еще сами не понимали себя и с гордым упрямством произнесли слово разлуки как раз в ту минуту, когда сердца их слились воедино. Но что значит вся борьба и упорство смертных, если они встретятся со своей любовью или ненавистью на волшебной дорожке, которую прокладывает горный дух, обходя в колеблющемся тумане первого весеннего дня свои владения? Чувство, пробудившееся там, сохранится вечно!
Глава 17
День, так бурно начавшийся в колонии Беркова, оканчивался гораздо спокойнее, чем можно было ожидать после утренних событий. Человек, незнакомый с обстоятельствами, мог бы принять воцарившийся к вечеру покой на заводах Беркова за полное спокойствие, хотя это было только затишье среди бури, после которого она разражается с еще большей силой.