Улус молчал. Даже собаки, перестали лаять. Только из комнат байского дома слышались пьяные песни и топот плящущих бандитов. Время от времени то один, то другой подходил к амбару. Дернет замок, выругается и опять уйдет.
Пленник молчал. Только изредка до Санана долетали его негромкие стоны, вызывая в сердце мальчика мучительную боль. Но он терпеливо ждал. В его голове уже созрел смелый план. Санан вспомнил, что в полу амбара есть подгнившая доска, нащупал ее и потихоньку начал расковыривать, прислушиваясь к каждому звуку.
Вечером, когда в доме Тастак-бая все смолкло, он начал работать смелее. Зимин, видимо, услышал, догадался, в чем дело, и начал помогать ему сверху. Еще несколько секунд, и руки друзей соединились.
О Зимине в доме Тастак-бая вспомнили только утром.
Первым проснулся правая рука Гордея Семен. Он долго протирал грязными пальцами заплывшие глаза и дико озирался кругом. Бандиты вповалку лежали на полу. Одни еще храпели, другие мычали от головной боли. Семен кое-как поднялся; шатаясь, вышел на улицу.
— Жена, дай-ка гостям опохмелиться, — крикнул Тастак-бай, с трудом отрывая голову от подушки.
Не успел он одеться, как в комнату ворвался сразу отрезвевший Семен.
— Зимин убежал!
Бандиты вскочили. Кто мог держаться на ногах, схватили ружья и выбежали на улицу. Остальные вслед за Тастак-баем потянулись к пиву.
Семен вернулся не скоро. Он обшарил весь улус, но Зимина не нашел.
— Все равно от нас не уйдет, — прохрипел Семен, вваливаясь в комнату и усаживаясь рядом с Тастак-баем.
Хозяин сидел мрачный.
— Плохой у тебя амбар, — говорил Семен. — Пол гнилой.
— Однако и караульщики попались не больно хорошие, — буркнул Тастак-бай.
— Караульщики тут не причем. Один Зимин не ушел бы. Раненый, избитый. Из твоих людей кто-то помогал.
Тастак-бай вспомнил Санана, но промолчал.
Под вечер бандиты сели на свои салики и двинулись вниз по Мрас-су. Тастак-бай проводил их холодно. Даже рукой не помахал, когда они скрывались за крутым поворотом. Он понимал, что дело Гордея проиграно.
Возвращаясь домой, Тастак-бай еле передвигал ноги. Зачем он связался с этими людьми? На, кого понадеялся? Что могут сделать двадцать-тридцать бандитов? Говорят, Кайгородова разбили, а у того было несколько тысяч человек. Силой против советской власти ничего не поделаешь. Простой народ за нее. Кто пойдет к Кайгородову и Гордею? Можно один раз обмануть человека, два раза, а в третий не обманешь.
Чернее тучи подошел Тастак-бай к дому. А тут еще Таня со своими разговорами.
— Голова Гордея скоро высохнет, — ворчала она. — Не тебе с ним идти против большевиков. Даже царь не справился с ними, а вы чего полезли. Говорила тебе: не вмешивайся. А ты как блоха — прыгаешь куда не следует. Вот-вот нагрянут красноармейцы — будешь без штанов ходить, останешься как птица без гнезда.
— Да ты что, меня за бандита что ли принимаешь?
— Я то не принимаю, а люди могут сказать, что был в банде.
— Кто скажет?
— Найдутся. Не ходи по лесу босиком: змея ужалит.
Тастак-бай молча прошелся по комнате. Потом остановился против жены, тяжело вздохнул и сказал:
— Я никуда не вмешивался: белые придут — белых покормлю, красные придут — красных покормлю. Я мирный человек.
Таня не унималась:
— Был бы мирный, если бы с Гордеем не связывался, если бы врагов себе не наживал. Люди теперь говорят: «не тронь бедных», а ты даже над верным человеком Погда-пашем издеваешься. Думаешь, он не сердится на тебя? А тут еще этот мальчишка Санан… Зачем его бить? Зачем старика Ак-Сагала обижать? Теперь с умом надо жить.
Тастак-бай побледнел. Хотел было крикнуть на жену. Да не за что.
И в самом деле, в комнату как раз вошел Погда-паш. Поздоровался, но не хихикнул, как раньше, не окаменел у порога. Спросил, не глядя на хозяина:
— Когда сено косить?
— Когда скажешь, тогда и будем, — ласково ответил Тастак-бай, собравшись с силами. — Ты мой верный помощник, тебе и знать.
Батрак опешил. А хозяин, словно не заметив этого, продолжал спокойно:
— Я о другом хочу с тобой потолковать. Помнишь разговор в юрте Ак-Сагала? Пора тебя женить.
Маленькие глаза Погда-паша округлились, завертелись и врезались в Тастак-бая.
— Чего разинул рот? — крикнул было по привычке хозяин. Но сразу же спохватился.
— Что сказал? — не поверив себе, спросил Погда-паш.
— Жениться, говорю, надо.