— В волость. Назначен председателем волисполкома.
Тастак-бай от радости так навалился животом на стол, что самовар качнулся, и весело звякнули стаканы.
По этому случаю выпили еще по стакану медовухи.
Сергей заговорил о нэпе, о свободе торговли. Тастак-бай встрепенулся, заговорил о своих планах. Тем временем подоспели пельмени, с пельменями водка. Языки и вовсе развязались.
— Наш род, — торжественно говорил Тастак-бай, — с незапамятных времен знаменит в долинах Томи и Мрас-су. И по богатству и по уму. Ты, тунма[25], тоже не из рода, а в род. У тебя — светлая голова. Вое в твоих руках, все в твоей воле.
Сергей молча взял левую руку брата своей правой рукой и крепко пожал. Тастак-бай совсем осмелел.
— Как думаешь, тунма, если кто-нибудь будет обижать меня, — не пустишь за меня пулю?
— За тебя, ача[26], хоть в реку брошусь.
Хозяин крепко поцеловал гостя. Выпили еще по стопочке…
— Проклятый Санан, как колода, поперек моей дороги лежит. Правду говорю: лежит, — начал жаловаться захмелевший Тастак-бай.
— Какой Санан? — заинтересовался Сергей.
— Бандит, вор. Может быть, и убийца. Правду говорю: меня убить собирается.
— А что смотрит сельсовет?
— Ворон ворону глаз не выклюет.
— Правду говоришь, брат?
— Когда слышал от меня неправду?
На следующий день Тастак-бай и его гости водки не пили. С опухшими лицами, желтыми в тусклом свете лампы, они сидели за столом и перекидывались редкими словами. Только ночью, когда все крепко уснули, братья завесили окна темной шторой и разговорились по душам.
— Слушай, ача, — прошептал Сергей, — я сделаю все, чтобы спасти тебя.
— Я только на тебя и надеялся, — признался Тастак-бай. — Но как это сделать? Санан и Максим бегают по тайге? Хорошо! Бегают только бандиты, а бандитов подстреливают, как диких коз. Понятно?
— Понятно, — совсем уж тихо прошептал Тастак-бай пересохшими от волнения губами. Глаза его по-кошачьи заблестели.
Сергей встал и зашагал по комнате.
— Как думаешь, Сергей, — спросил вдруг старший брат, — долго эта власть продержится?
Младший не ответил.
Тастак-бай вкрадчиво продолжал:
— Вижу, тунма, ты стал настоящим большевиком…
— Нет, ача! Волка в деревне не удержишь. Но сейчас жизнь наступила такая, что надо быть умным. Надо видеть, куда легли новые тропы, и выбрать такую, на которой меньше колодника и болот. Я мало пожил той хорошей жизнью, которой жили вы, старшие. Но я помню ее и хочу жить не хуже.
Сергей опустился на стул и задумался.
— Ты, тунма, пошел в наш род. Ты умный и сильный. Коммунист, председатель волисполкома. Тебе хорошо. А мне как?
— Не пропадешь и ты, ача, если будешь держать себя в руках. Побольше было бы таких, как мы с тобой, и мы были бы хозяевами всей долины Мрас-су…
Долго разговаривали братья в эту ночь. Пока не запели петухи.
Тастак-бай под конец совсем успокоился.
Однако спал он плохо. Кто-то большой и сильный положил его, как связанного петуха, на чурку и все собирался отрубить ему голову…
3
Санан и Максим не поверили своим глазам, когда с невысокого обрыва вдруг увидели улус, в котором жил их старый знакомый Чабыс-Самюк. Они не заметили, как прошли добрый десяток километров. Впервые в жизни юноши говорили так задушевно, так искренне. И, пожалуй, впервые чувствовали себя такими свободными и независимыми. Они не вспоминали о прошлом, забыли о том, что их ждет сегодня вечером. Они говорили о радостном будущем — о школе, о возвращении в долину Мрас-су новыми людьми — сильными, грамотными и… сытыми.
Над обрывом они остановились, залюбовавшись неожиданно открывшейся картиной. Справа и слева от улуса тянулся березняк, одетый в серебряный иней. И весь он, как будто зеленым шелком, был расшит веселыми елями. А за улусом стояла одинокая скала и на ней такой же одинокий кедр.
Санан на мгновение вспомнил детство. Кедр показался ему молчаливым ребенком, склонившим над кручей свою кудрявую голову. Он, наверное, тоже засмотрелся на улус, на дымки, похожие на громадных змей, застрявших головами в тесных трубах и беспомощно крутивших длинными хвостами.
В улусе только одна изба. Она принадлежала Самюку. Рядом стояла его же юрта. К ней и направились юноши.
На лай собачонки из избы вышел сам хозяин. Увидев подходивших лыжников, он широко улыбнулся и пригласил их в избу.
— Проходите первыми, — по старому обычаю сказал он.