— Ты, старый охотник, должен знать, — продолжал Погда-паш.
— Если были бы, — знал бы, — спокойно отозвался Корней.
Девушка перевела дыхание и опустила просиявшие глаза.
Но Погда-паш не отставал.
— В улусе говорят: и Санан и Максим — оба в ваших местах живут.
— Может быть, и живут. К нам не заходят.
Тогда Погда-паш обратился к девушке.
— Наверное, Анюта видела?
— Девушка никуда не ходит, — ответил за нее отец. — Мать умерла, в юрте дела много.
Гость замолчал, но продолжал в упор смотреть на девушку. Он, видимо, любовался ею. Анюта поднялась и прошла в дальний, темный угол. Тогда Погда-паш резко повернулся к старику.
— Ну, Корней, надо долг платить. Торговец больше не ждет.
— О каком долге говорит Погда-паш? — тихо сказал старик, следя глазами за дочерью.
— Забыл? А в прошлом году не брал? — почти крикнул гость.
— Уплатил. К сроку уплатил.
— А прибавку забыл?
Корней опустил голову. Погда-паш вскочил с места и стал подсчитывать белок, повторяя одно и то же: «С вами добром разве можно говорить?»
Старик молчал, Анюта впилась в гостя гневными глазами. Лицо ее пылало.
Закончив подсчет, Погда-паш спрятал пушнину в мешок и снова сел на свое место, ворча:
— Еще девять белок не хватает.
Разговор больше ее клеился. Анюта подошла к широкой скамейке у шаала и легла вниз лицом на кошму. В юрте стало еще тише. Посидев еще немного, легли и Корней с Погда-пашем.
Утром Погда-паш даже отказался от еды. Поднявшись со скамейки, на которой спали, он схватил мешок с пушниной и вышел, не сказав ни слова на прощанье.
Корней, низко опустив голову, стал набивать трубку табаком. Он, казалось, ничего не видел и не слышал.
— Как теперь жить будем? — шептал старик.
И вдруг Анюта звонко рассмеялась.
Отец удивленно взглянул на дочь. А она выбежала на улицу и скоро вернулась с беличьими шкурками. Весело бросила их к столу.
— Как? Погда-паш разве не взял?
— Не такой он человек, чтобы не взять, — снова рассмеялась Анюта. — Я просто вчера вечером вместо белок положила мох.
— О-о, дурочка! — застонал старик. — Погубила мою голову. Тастак-бай теперь нас обоих съест.
— Не бойся, отец. Санан говорит: теперь другие порядки. Прибавку нельзя брать.
— Ты еще мала, — рассердился отец. — Куда при нужде пойдем? После этого Тастак-бай и соли не даст.
— Сельсовет лавку строит. Там все будут продавать.
— А кто в этой лавке торговать будет? Он же будет — Тастак-бай.
Девушка не нашлась, что ответить.
— Яйца курицу не учат, — не то строго, не то ласково сказал отец, собрал брошенные шкурки, сложил в мешок и пошел вслед за Погда-пашем.
— Идут! Поднимайся, толстяк! — тормошила Таня Тастак-бая. Сама она то бралась за пушистые волосы, то кидалась приводить в порядок комнату.
Толстяк поднялся с полу, бросил подушку на койку и тоже взялся за расческу. Торопливо пригладив растрепанную голову, подтянул ремень, одернул полы рубашки.
— Ты говорила не приедут. А вот они! — торжествовал Тастак-бай, выходя навстречу Сергею. А тот шел медленно, степенно, как полагается большому человеку в сопровождении жены и доброго десятка приближенных.
— Софья похорошела, — на ходу подхватила Таня.
— Жена головы мрасских долин.
— А Леонид совсем мальчик.
Взволнованные супруги не слушали друг друга. Каждый говорил свое.
Тем временем ребята Тастак-бая уже открыли ворота. Посыпались приветственные возгласы. Тастак-бай заметил, что к щелям тесовой ограды прильнули десятки черных глаз, наблюдавших за торжественной встречей братьев, и еще больше надулся.
8
Наговорив друг другу кучу любезностей, хозяева и гости пошли в комнаты. Тастак-бай шагал сзади, громко, нараспев повторяя: «Госта пришли, дорогие гости!».
Перед тем, как закрыть за собой двери сеней, он еще раз взглянул на щели ограды.
Никто не заметил, как хозяйка успела достать и подать медовуху.
— Наверное, пить захотели, выпейте кваску, — предлагал Тастак-бай.
Мужчины выпили и сразу же заговорили, Софья морщилась, делая вид, что не умеет пить, и Таня вертелась около нее с кружкой, пока, наконец, не уговорила гостью. Кружки оказались достаточно, чтобы и Софья присоединилась к общему разговору.
Душой шумной компании, как всегда, был Тастак-бай. Он, не уставая, сыпал тосты и за Сергея, сына Карола, представителя знатнейшего рода Северной Шории, а ныне главу волости, и за его достойную жену Софию, представительницу не менее знатного рода с Нижней Кондомы, и за Леонида, ближайшего помощника и секретаря Сергея, внука и правнука лучших охотников Нижней Мрас-су, и за Ийванана, молодого работника волисполкома, представителя трудящихся масс Северной Шории.