А Санан, не замечая волнения Зимина, продолжал свой рассказ о том, как, забросав могилу друга песком и галькой, он бросился в улус Тастак-бая с твердым намерением во что бы то ни стало покончить с ненавистным врагом. Он мысленно уже видел, как войдет в знакомый дом, как побелеет и затрясется проклятый толстяк и как Санан по самую рукоятку всадят в него острый охотничий нож.
Зимин покачал головой.
Гость робко взял его руку.
— Я так и подумал. Я подумал: что сказал бы Зими? И увидел, как он покачал головой. Совсем, как ты сейчас…
— Судить Тастак-бая будем не ты и не я, а советская власть!
Разговор прервала девушка с такими же, как у Михаила, голубыми глазами и длинной русой косой.
— Здравствуйте, — просто сказала она и остановилась.
Санан не знал, что ответить, что сделать, виновато опустил глаза.
— Познакомьтесь, — сказал Зимин. — Тоня, это друг и приемный сын нашего отца. Зовут его Санан.
Девушка, подавая юноше руку, с улыбкой добавила:
— О, мы с ним давно знакомы. Помнишь, Санан, как я развязала веревки, которыми прикрутил тебя Тастак-бай?
Для Санана это было уже слишком, и он окончательно потерял, способность говорить. И стоило больших трудов успокоить его и заставить повторить весь рассказ с начала.
— Бедная Аксинья! — вздохнула Тоня.
— А разве она жива? — удивился Санан. — В улусах все думают, что она пропала в тайге.
— Такая девушка не может пропасть, — ответил за сестру Михаил. — Она пришла в Мыски, поступила в школу и скоро поедет далеко-далеко, в большой город, откуда вернется фельдшерицей. Она будет первой фельдшерицей из девушек твоего народа.
— Она все время вспоминала Максима, — добавила Тоня.
— Бедный Максим! — вздохнул в свою очередь Санан.
Санан открыл глаза. Прежде всего он увидел белую скатерть на столе, услышал воробьиный писк под крышей. В открытое окно врывался запах черемухи.
Никогда он не спал так сладко и на такой мягкой постели. Тело казалось необычайно легким. Заботливо перевязанная рана совсем не давала себя знать.
Сердце юноши было до краев переполнено счастьем и чувством глубокой, горячей благодарности. Он быстро поднялся, оделся и осторожно вышел из спальни.
Тоня была на кухне, что-то жарила. Увидев гостя, девушка улыбнулась своей чудесной, уже знакомой Санану улыбкой. За такую улыбку он с одним ножом бросился бы на медведя, на любого врага.
На секунду Санан остановился у двери, не зная, где умыться. На его счастье, в углу он заметил умывальник, почти такой же, какой видел когда-то у Тастак-бая. Правда, пользоваться такой штукой ему не приходилось, но сейчас он расхрабрился и прошел в угол. Умывшись, юноша по привычке собрался было вытереться подолом рубашки, но подоспела девушка и подала полотенце.
За столом Санан спросил:
— Где Миша?
— В волисполком уехал и велел тебе никуда не выходить, никому не показываться, — ответила Тоня и добавила, — ешь досыта, поправляйся скорее.
Санан сидел как во сне. За ним ухаживают, кормят румяными пирогами, вкуса которых он до сих пор не знал.
Мудрено устроена жизнь. Одним ты враг, другим ближе брата.
И вдруг Санана поразила страшная мысль: ведь Михаил и Тоня рискуют жизнью, приютив у себя человека, который объявлен бандитом, за которым охотятся. Нет, ни за что на свете он не будет подвергать их опасности. Он лучше пойдет к Сергею, потребует свободы или закончит свою беглую жизнь. А если понадобится… вот оно, наследство Максима — нож.
Дождавшись, когда Тоня зачем-то вышла из дома, юноша незаметно проскользнул на улицу и направился в волисполком.
Брат и сестра Зимины сели за обед. Но есть они не могли. Мысли обоих были заняты Сананом.
Михаил должен был во всех подробностях повторить рассказ о том, как их гость явился в волисполком и потребовал у Сергея объяснений. Разговор сразу же повернулся круто.
Председатель волисполкома назвал юношу бандитом и приказал его арестовать, а тот выхватил из-за голенища нож…
— К счастью, на Санана тбросилось сразу несколько человек, и Сергей отделался двумя легкими ранами — в руку и в бок.
— Жаль, что легкими, — сердито отозвалась Тоня.
Михаил усмехнулся.
— Тогда бы Санану расправы не избежать. Положение и сейчас серьезное.
— Ничего с ним не будет. В Мысках разберутся.
— В этом и я уверен. Но пока дело пойдет до Мысков…