Как-то раз, в ясный день, когда солнце поднималось уже к зениту и тени древесных листьев стали резкими и маленькими, странная, незнакомая, огромная тень проплыла по берегу, на миг задержавшись над лисьим семейством. Мать быстро вскочила на ноги, издав короткое предупреждающее ворчание. Крупный рыжий лисенок, который превосходил всех других не только своей смелостью, но и бдительностью, стрелой бросился под прикрытие густого можжевельника. Остальные лисята припали к земле и растерянно глядели по сторонам. Почти в тот же миг в воздухе послышалось глухое, но невероятно стремительное шуршание, и огромная тень, будто падая, спустилась с неба. Один из лисят, находившийся как раз на гребне берега, распластался на земле и с изумлением и ужасом глядел вверх. Мать, прекрасно сознававшая, чем именно грозит такое бедственное положение, бросилась к лисенку и пронзительно тявкнула, желая напугать крылатого разбойника и отогнать его прочь. Но матерый ястреб тетеревятник был не из тех, кто убоялся бы тявканья и лая. Последовал молниеносный удар, придушенный взвизг, мелькнули широко раскинутые сильные крылья, затем пронесся по воздуху звук их тяжелых взмахов; в ту секунду, когда обезумевшая мать подбежала к месту происшествия, огромная птица уже поднялась ввысь, сжимая в когтях мягкое маленькое рыжее тельце. Поняв, что теперь все кончено, уцелевшие лисята дрожа сгрудились вокруг матери — среди них не было лишь Рыжего Лиса: пристально наблюдая за происходящим, он еще несколько минут сидел в кустах можжевельника. После этого случая он многие месяцы следил за голубым небесным пространством, которое казалось столь мирным и безмятежным, но таило в себе страшные, гибельные тени.
Через некоторое, сравнительно недолгое время, еще до того, как лисица начала выводить своих детенышей на серьезную охоту, судьба нанесла этому маленькому семейству новый удар. Все произошло в самый спокойный, самый сонный полуденный час. Лисица-мать дремала под кустом, росшим ниже норы по скату берега, около нее резвился лисенок. Двое других с ожесточением рыли песок на гребне берега: может быть, они искренне верили, что там скрыт какой-то лакомый кусочек, а может быть, лишь делали вид, что верят. В нескольких шагах от них находился Рыжий Лис — он, как всегда, был увлечен своей собственной затеей и на этот раз во все глаза следил за неким маленьким существом — это мог быть и жук, и кузнечик, и мышь, — которое заставляло подозрительно шевелиться пучок высокой травы. Рыжий Лис был твердо уверен, что под этим пучком скрывается что-то живое. Он поймает это существо, кем бы оно ни оказалось, и, если оно годится в пищу, непременно съест!
Лисенок подкрадывался к подозрительному месту ближе и ближе, передвигаясь по земле абсолютно бесшумно, словно это был не звереныш, а подвижное пятно света. Он подкрался на такое расстояние, когда вполне было можно прыгать, и уже изготовился прыгнуть и схватить невидимую добычу, как вдруг все его тело пронзила какая-то тревога. Лисенок оглянулся назад, но, к счастью для него, не стал разглядывать, что именно ему угрожает. Мысль и действие у лисенка протекали нерасторжимо, в один и тот же миг, — так быстро реагировал он на все окружающее. В ту секунду, когда он поворачивал голову, он уже делал стремительный, сильный прыжок вниз, ближе к реке, где лежала его мать. Одновременно он заметил, что, припав к земле, уставясь горящими зелеными глазами, с берега на него смотрит какой-то кошмарно страшный, неведомый серый зверь. В следующее мгновение крупная рысь прыгнула на то место, где секунду назад находился лисенок.
Два других лисенка, копавшихся в песке, оставили свое занятие и с удивлением глядели на то, что происходит. Они увидели, как их предприимчивый братец кубарем катится вниз к реке. Они увидели, как мать, свирепо взлаяв, со всех ног кинулась по направлению к ним. И тут они разбежались в разные стороны, подчиняясь здравому импульсу, который велит в таких случаях разбегаться и который Природа дала своим слабым сынам, Затем на одного из лисят обрушилась вооруженная твердыми, точно сталь, когтями большущая лапа и сразу переломила его тонкий хребет. Рысь зажала лисенка в своих могучих челюстях и прыжками понеслась с добычей к лесу.
Увидев, что за ней гонится разъяренная лисица-мать, рысь вскочила на ближайшее дерево — это была раскидистая тсуга, — выбрала толстый сук и встала на нем, придерживая жертву передней лапой. Подпрыгивая и стараясь уцепиться за ствол, лисица в ярости металась под деревом, не издав ни одного звука, а рысь сверлила ее глазами, фыркала и злобно шипела. Рысь была гораздо крупнее и сильнее лисицы, ее когти и зубы были поистине страшны, но вступать в схватку с разгневанной матерью ей не хотелось. Лисица металась и кружилась у неприступного дерева минут десять. Убедившись в своем полном бессилии, она круто повернула назад и пошла к оставшимся детям.
В течение нескольких дней после этого лисята держались с необычайной осторожностью. Они почти не отходили от матери, их мучил страх: вдруг этот ужасный зверь с горящими глазами появится у норы снова.
Но подобные происшествия лесные звери так или иначе довольно скоро забывают. Хотя жестокий урок оставляет в сознании свой след, вся острота пережитого ужаса исчезает из памяти. Широкий зеленый мир, раскинувшийся вокруг жилища лисят, вновь казался им ласковым и надежным, и вновь они чувствовали себя счастливыми. Лишь во всех их повадках еще больше стали проглядывать расчетливая хитрость и опаска, которые диктовал инстинкт и опыт — лисята проявляли их как в игре, так и в работе.
А работа вторгалась теперь в жизнь трех лисят все настойчивее, и малыши вкладывали в нее такой же пыл, с каким они предавались играм. Мать начала выводить их на охоту, выбирая для этого то вечерние сумерки, то лунную ночь. Лисята учились залегать около мерцавшей в темноте тропинки, выжидая, пока не появится заяц, а потом, не допуская промаха, прыгать на него. Они учились подкрадываться к сидящей на гнезде куропатке и хватать ее — тут надо было проявить величайшую осторожность и бдительность истинного охотника. Они учились разыскивать в траве дорожки, по которым бегали полевые мыши, — слушая писк и слабый шорох, надо было обнаружить и самую добычу. И они учились ценить по достоинству сладкие лесные плоды и ягоды, уже созревавшие в долинах и на склонах холмов. Лисята становились теперь подростками, их рыжие шубки, утратив младенческий пух, почти не отличались уже от меха матери. Они выказывали явное стремление к независимости, и это заставляло лисицу быть всегда на страже: в любую минуту дети по оплошности могли попасть в беду.
Вместе с чувством независимости в лисятах заговорила самоуверенность и пренебрежение к дисциплине, вполне естественные как у людей, так и у лисиц, когда они начинают ощущать свою силу. Однако Рыжий Лис, превосходивший своих братьев как ростом и умом, так и яркостью своей новенькой шубы, отнюдь не пренебрегал дисциплиной. В том-то отчасти и проявлялся его ум, что он ясно понимал, насколько знания матери глубже и шире его собственных знаний. Если мать предупреждала об опасности или призывала к осторожности и бдительности, он был весь внимание и старался как можно быстрее осознать, что от него требуется, хотя два других лисенка нередко упрямились или рассеянно глазели по сторонам. Но в общем лисята жили дружно и были довольны жизнью; вопреки всем обрушившимся на них несчастьям, они умели найти в этом мире, обогретом ласковым летним солнышком, много радостного и веселого.
Глава III
Единицы и розги
Наступило критическое время, когда лисятам захотелось бродить и охотиться самостоятельно. И в ту же пору несколько тяжелых ударов свалилось на Рыжего Лиса, хотя раньше, учась в школе Природы, он благодаря своей находчивости серьезным наказаниям никогда не подвергался. Инстинкт не мог научить лисенка всему на свете. Его мать была слишком занята другими детьми, которые нуждались в ее помощи гораздо больше, чем их сообразительный брат. В результате Рыжий Лис должен был получить два-три горьких урока от такого строгого учителя, как простой житейский опыт.