Он никогда бы так не думал, такая мысль и не возникла бы в его голове, если бы он пожил в Тийна-эвл или в Малхан-ирзе. И это чистосердечное признание в своем заблуждении, конечно же, вырвалось у него после посещения наших краев.
А напоследок надо тебе показать вон тот отдаленный дом на склоне горы. Да, огней не видно, потому что окна плотно занавешены. Не любят там посторонних соглядатаев. Ну да для нас-то преград нет. Вот и пришли. Поближе к окну. Слушай…
— Братья-мусульмане! Мы, конечно, не против науки и культуры. Мы признаем их плоды и даже пользуемся ими. Но это ни в коем случае не означает, что мы отказались от борьбы за святую веру!.. Моя открытая деятельность на этом поприще, увы, вероятно, будет скоро невозможной. Следовательно, трудности возрастают…
— Мы с тобой, святой шейх!
— Мы всегда и всюду с тобой!
— Спасибо, братья. Но помните, что неверные повсеместно усилили свою богопротивную деятельность. Это только в здешнем клубе, к нашему счастью, все еще читают лекцию «Религия — опиум», а в клубах других аулов ставят спектакли, показывают фильмы, проводят литературные вечера. И что самое страшное, в этом все охотнее участвуют наши близкие — дети и жены, сестры и братья.
Мы должны достойно ответить на происки неверных. Наш священный долг — поднять повседневную организаторскую работу среди населения на уровень новых задач. Да поможет нам в этом аллах! Аминь. Спасибо за внимание…
Ты говоришь, что это скорей всего репетиция драмкружка? Драмкружок собрался бы в Доме культуры. Нет, не то. Это уж нечто совсем нетипичное, именно реликтовое. Представь себе, в Тийна-эвл действительно объявился шейх! И у него нашлись среди жителей аула мюриды, готовые служить ему, беспрекословно подчиняться. Ты слышал их голоса. Новоявленного шейха зовут Жума. Когда-то он жил здесь. Потом исчез, долго отсутствовал и вот явился святым. Вначале он вел себя тихо, скромно. Его приняли сторожем на ферму, разрешили построить домик. Построил он очень быстро, да не домик, а видишь, какую хоромину. И стал потихоньку собирать вокруг себя людей…
Щелочка, говоришь? В самом деле! Ты глазаст. Давай мы тебя поднимем, и ты посмотришь. Ну, держись. Видно? Хорошо? Обрати внимание, где-то на почетном месте должен быть большой будильник. Посредине комнаты? На бархатном кресле? Так мы и думали. Заметь еще, около каждого — связки пустых консервных банок. Да, у одних больше, у других меньше. Больше всех у самого Жумы, потом у его заместителя Жебира — здоровенный такой, груботесанный… Ну, хватит, спускаем.
Мы тебе сейчас все объясним — и про будильник, и про банки. Видишь ли, какое дело. Жума, в сущности, лжет, когда называет себя и своих приверженцев правоверными мусульманами, ибо он сколотил в ауле не религиозную общину, которая целиком находилась бы в лоне ислама, а секту. Жума претендует на собственное вероучение. Основной догмат его вероучения гласит: «Чем черт не шутит, когда бог спит».
Жума говорит: да, аллах всемогущ, но он уже очень стар, его частенько клонит в сон, и вот как только по стариковскому делу он где-нибудь прикорнет на особо мягком облачке, так шайтан, пользуясь полной бесконтрольностью, начинает вытворять свои богомерзкие дела, — от этого все зло на земле.
Такой ход рассуждений, с одной стороны, как ты понимаешь, помогает Жуме представить аллаха в образе более понятном, близком и человечном. С другой — дает возможность отвести от вседержителя обвинения в попустительстве всем и всяким земным безобразиям. А ведь из таких обвинений многие активисты антирелигиозной пропаганды прямехонько выводят идею отрицания бога. Они приезжают в аул, узнают местные новости, а потом собирают в клубе людей и говорят: «На прошлой неделе ваша колхозная птицеферма понесла урон — от кровоизлияния в мозг околели три курочки-несушки. А двумя днями позже свалился в Аргун и утонул ваш первоклассный племенной хряк. Согласно религиозной догме, бог всемогущ, всеведущ и всемилостив. Но вы сами видите, что коллективному имуществу честных советских тружеников беспричинно нанесен большой ущерб, а бог не помешал этому. Значит, он либо не всемогущ, либо не всеведущ, либо не всемилостив. А хотя бы без одного из этих качеств бог уже не бог. Следовательно, никакого бога нет!» И людям возразить нечего. Но Жума атеизму, основанному на гибели трех несушек и племенного хряка, решительно возражает, он говорит: «Ну и что? Просто всевышний в это время вздремнул. С кем не случается…»
Одним словом, Жума совершенствует и модернизирует образ аллаха, то есть делает его более привлекательным.