Понуждаемый жженіемъ всѣхъ слизистыхъ оболочекъ и еще остававшимся колотьемъ въ глазахъ, я неодѣтый вскочилъ на одну изъ лошадей, которыхъ Османъ велъ къ Іордану на водопой, и помчался бѣшенымъ галопомъ въ направленіи къ зеленой полосѣ лѣса, таящаго быстротечный Іорданъ.
Все тѣло мое, несмотря на то что было обвѣяно струей разсѣкаемаго воздуха, тѣмъ не менѣе не было сухо вполнѣ. Какая-то липкая, жирная на ощупь, безцвѣтная на видъ и кое-гдѣ осѣвшая въ видѣ бѣлой соли смазка покрывала его, скопившись особенно густо во всѣхъ складкахъ и впадинахъ тѣла; въ особенности много ея было между пальцами рукъ, гдѣ отложились кристаллики соли. Волосы головы, бороды и усовъ были покрыты тою же липкою смазкой и до того склеены что отдѣльныхъ прядей разлѣпить было нельзя. Все тѣло какъ будто слегка чесалось, хотя это ощущеніе могло произойти и отъ осѣдавшихъ въ порахъ частицъ минеральныхъ солей. Нѣсколько разъ я пробовалъ лизнуть языкомъ свои. руки, но ощущеніе было до того жгуче что дальнѣйшихъ опытовъ я не хотѣлъ повторять. Все тѣло такимъ образомъ было какъ бы просолено.
Наконецъ я достигъ чащи, а съ ней и водъ священнаго Іордана. Нечего и говорить съ какою радостью я соскочилъ съ коня и бросился въ его струи, тѣмъ болѣе что боли въ глазахъ начинали меня безпокоить какъ возможный предвѣстникъ болѣе глубокаго раздраженія внутреннихъ частей органа зрѣнія. Я упивался, захлебывался іорданскою водой, мылъ въ ней все тѣло, прополаскивалъ ротъ, брызгалъ себѣ въ глаза. Плесканье мое въ прохладныхъ струяхъ Іордана было заразительно до того что не выдержалъ даже Османъ, доселѣ протестовавшій противъ купанья. Раздѣвшись онъ вошелъ въ воду, обмылъ себѣ лицо, а потомъ, стоя по колѣно въ Іорданѣ, началъ поить и обрызгивать нашихъ взмыленныхъ лошадей.