Они расспрашивали каждого встречного. Некоторые его видели, но куда он запропастился, никто не знал.
Ринтытегин предположил, что Коравье удрал в тундру.
– Испугался техники. Пока мы тут его ищем, он уже в стойбище Локэ грызет оленью ногу и посматривает на дорогу: скоро ли мы покажемся?
– Не забрался ли он в рудник? – беспокоился Праву.
– Не может быть, – успокаивал его начальник строительства Иван Николаевич Аникеев. – Там надежная охрана – идут взрывные работы.
Праву проходил мимо башенного крана, как вдруг над головой услышал голос Коравье:
– Смотри, где я!
– Как ты туда попал? – удивился Праву.
– Земляк тут у меня, – весело ответил Коравье. – Мой старый знакомый Еттытегин.
В это время высунулась голова Васи.
– Праву! – радостно закричал он. – И ты здесь?
– Мэркычгыргын! – выругался Ринтытегин, завидя крановщика. – Как тебе не стыдно? Пожилые люди вынуждены из-за тебя рыскать по всему поселку!
– Ну, положим, мой брат не такой еще пожилой! – огрызнулся Еттытегин.
– Вася! Спусти человека на землю! – крикнул Праву.
Коравье спустился и восхищенно объявил:
– Молодец мой друг! Такой молодой, а может управлять огромной машиной! Быть ему большим начальником!
Праву, скрывая нежность, смотрел на спускавшегося следом за Коравье младшего братишку. Праву привык видеть в нем школьника, нуждающегося в опеке старших, и теперешняя его самостоятельность немножко удивляла и вызывала гордость. Все же он слегка пожурил его и спросил:
– Как живешь?
– Видишь, на кране работаю, – с оттенком хвастовства ответил Еттытегин. – А ты все еще заведуешь красной ярангой?
– Заведую, – ответил Праву, не уловив в тоне вопроса скрытого упрека.
– Ты помнишь Лонлы?
– Помню, – Праву не понимал, зачем брату понадобилось упоминать заведующего красной ярангой из их родного села.
– Отец пишет, что он спился и сейчас сторожит мясной склад от собак, – сказал Еттытегин.
Теперь Праву догадался, в чем дело: брат недоволен его незначительным служебным положением.
– Что еще пишет отец? – спросил Праву, вспомнив, что со времени приезда удосужился послать домой лишь телеграмму, сообщил адрес.
– Собирается приехать сюда, – ответил Еттытегин. – Ругается, что сыновья покинули его с матерью… Ты заедешь на обратном пути?
– Заеду, – обещал Праву.
По долине Маленьких Зайчиков пролегала временная дорога. Аникеев дал свой вездеход.
Машина, подпрыгивая на буграх, мчалась по тундре, Коравье изумлялся:
– Никогда по земле так быстро не ездил!
– Это еще что! – сказал шофер. – Вот закончим строить, положим бетон, тогда покатим!
Но автомобильная езда оказалась недолгой, дорога оборвалась.
В стойбище добрались вечером. Коравье повел спутников в свою ярангу.
– Мы будем ночевать в ней, если даже кто-нибудь успел ее занять, – заявил он.
Никто не вышел встречать путников. Лишь собаки несмело залаяли, но потом притихли и спрятали морды под лапы.
В яранге Коравье никого не оказалось. Она выглядела сиротливой и покинутой.
Коравье нерешительно постоял посреди чоттагина и сказал:
– Здесь у меня должны быть дрова.
Он пошел в угол и разворотил большую кучу хвороста, покрытую вытертыми оленьими шкурами. Скоро запах запустения, устоявшийся в яранге, вытеснился дымом.
Пока готовился ужин, Коравье осматривал свое жилище. Как он им гордился! Росмунта сшила полог, рэтэм, а Коравье вытесал жерди. Что говорить, его яранга не худшая в стойбище! Жерди, подпирающие свод, еще крепки и до блеска отполированы. Даже рэтэм, который столько времени не чинили, вполне прочен… Земляной пол крепко утрамбован и выровнен. – Будем сидеть так и ждать, пока нас соизволят посетить? – нетерпеливо сказал Праву.;
– Подождем немного, – отозвался Ринтытегин. – Поужинаем. Если к тому времени никто не придет, отправимся сами.
– Кто-то приближается к нашей яранге! – объявил Володькин. Он сидел у входа, спасаясь от дыма костра. Коравье выглянул и сообщил:
– Эльгар… Не понимаю, почему он один? Где. же Арэнкав и Мивит?
Вдруг Праву пришла в голову озорная мысль. Он приказал Коравье!
– Спрячься куда-нибудь. Володькин, дай фотографию Коравье!
Коравье послушно присел за кучей хвороста.
Вошедшего Эльгара подчеркнуто приветливо встретил Ринтытегин:
– Пришел? Очень рады! Проходи в чоттагин.
Эльгар заморгал, оглядывая чоттагин, и, не найдя ничего подозрительного, прошел к костру.
– Издалека прибыли? – спросил он гостей.
– Нет, – ответил Праву. – Ты ведь знаешь: мы живем теперь недалеко от вас.
Эльгар кивнул в знак согласия головой.
Праву вытащил большую фотографию Коравье и протянул шаману:
– Этого человека ты знаешь?
Эльгар отпрянул. Ему показалось, что на него глянул своими черными блестящими глазами сам Коравье. Шаман приблизил лицо к фотографии и тяжело вздохнул:
– Хороший был парень… Мог из него отличный оленевод получиться.
Коравье осторожно вылез из-за кучи хвороста и сзади подошел к шаману:
– А почему Арэнкав и Мивит не пришли полюбоваться на мое лицо, налепленное на бумагу?
Старик с несвойственной его возрасту живостью повернулся, едва не свалившись в костер.
– А-а! Это ты? Живой?
Он пристально разглядывал Коравье, словно хотел заново изучить каждую черточку его лица.
– Как видишь, живой, – ответил Коравье. – Ты, наверное, уже не рассчитывал увидеть меня в нашем стойбище?
– Не говори так! – огрызнулся Эльгар. – Ты еще молод, чтобы так со мной разговаривать!
– А где же другие? – спросил Ринтытегин. – Где Мивит и Арэнкав?
– Они послали меня узнать, кто приехал и нет ли у них с собой маленьких ружей, которые носят в чехле за поясом?
– У нас даже ножи тупые, – сказала доктор Наташа, которая как раз пыталась открыть консервную банку.
Володькин осторожно прилаживал фотоаппарат, стараясь не спугнуть шамана. Резкий мгновенный свет лампы-вспышки на секунду ослепил Эльгара. Он проглотил слово, которое готовился произнести, и вскрикнул:
– О! Что случилось?!
– Ничего страшного, – ответил Коравье. – Разве ты не чувствуешь, что с твоего лица содрали кожу?
Эльгар ухватился обеими руками за лицо, но, услышав общий хохот, рассвирепел:
– Так гости не поступают! – и попятился к выходу.
– Прости, старик, – кротко сказал Коравье, чувствуя, что шутка зашла далеко.
– Давай поговорим серьезно, – предложил Ринтытегин, вытирая заслезившиеся глаза.
– Нет! – отрезал старик и выскочил на улицу.
Ринтытегин почесал в затылке и строго заметил:
– Чтобы этого больше не было! А ты, Коравье, тоже хорош! Давно ли сам верил, что в колхозах у людей сдирают лица и наклеивают на бумагу?..
– Это я виноват, – признался Праву. Ему стало так жалко старика, что он едва не побежал за ним…
Поужинав, улеглись спать. Была уже глубокая ночь, и на небе сквозь дымовое отверстие в рэтэме виднелись неяркие летние звезды.
Сколько раз смотрел Коравье на них! Смотрел, когда переполненный счастьем привел в свою ярангу Росмунту – девушку, непохожую на других жителей стойбища,, но такую желанную и любимую… Эти звезды были свидетелями бессонных ночей ожидания сына… Под этими звездами он уходил из стойбища, изгнанный и обреченный на медленную голодную смерть в тундре…
Ночь была по-летнему короткая, но Коравье она показалась долгой. Он часто просыпался, прислушивался к сонному дыханию товарищей. Как только солнце пустило свои лучи в чоттагин и на земляной пол яркими пятнами легли солнечные зайчики, Коравье вышел на улицу.
Солнце зацепилось за вершину горы, освещая косыми лучами стойбище. Над жилищами еще не поднимался дым. Коравье шел вдоль ряда яранг, и под его ногами; мягко пружинила тундра. Он глубоко дышал, вбирая в грудь стылый утренний воздух. Это его родное стойбище. Сколько помнит себя Коравье, порядок, в котором стоят яранги, никогда не нарушался. Все было привычно, прочно, казалось вечным. Лишь после каждой кочевки менялись окрестности. То это были берега большого тундрового озера, то долина реки. Горы то надвигались на стойбище, то уходили далеко к горизонту. Коравье жил в этом стойбище, знал каждого человека в нем, а жизнь все же была полна загадок. Когда его беспокойный ум обращался к тому, чего никто не мог объяснить, страх перед могуществом природы сковывал его…