Коравье помогал Росмунте разжигать примус.
– Сначала поедим, а потом пойдем в школу, – сказал Коравье. – Все равно еще рано.
За чаем Коравье был возбужден и ел мало. Он положил лишний кусок сахара в стакан и, вылавливая его ложкой, виновато говорил:
– Будто сам иду в школу… Сердце так и прыгает от радости.
– Еще бы! – ворчливо сказала Росмунта. – Ты же сам грамотный, а жена не может различить даже собственного имени на бумаге.
Вчера Коравье терпеливо обучал Росмунту расписываться. На это ушел почти весь вечер, но жена постигла лишь первую букву своего имени, и то потому, что эта буква была необыкновенно похожа на горбатую старуху Кэмэну.
– Потерпи, Росмунта, – утешал жену Коравье. – Скоро откроется класс для взрослых, и ты еще обгонишь меня. Как же можно выучиться грамоте у человека, который сам едва различает буквы? Это все равно, что учиться бегать у хромого.
Когда Праву, Коравье и Росмунта с Мироном, важно возлежащим в коляске, вышли из яранги, они удивились обилию людей. Казалось, не было человека в стойбище, который бы остался в этот день в яранге.
– Сегодня большой день! – громко сказал Коравье.
Люди были празднично одеты, но лица их выражали тревогу и озабоченность. В стойбище Локэ все так породнились за многие годы, что не было ни одного человека, чей младший родственник не собирался бы в этот день в школу.
Инэнли вел за руку своего маленького племянника, ставшего ему сыном. Мальчик явно важничал и едва поворачивал шею, глядя на других. Он держал в руках школьный портфель с никелированными замками, в которых отражалось солнце. У каждого школьника был такой портфель – это постарался Ринтытегин.
– Как тебя зовут? – спросил Праву мальчика.
– Инэнликэй, – ответил тот, потупя глаза.
– Учиться идет, – как важную новость, объявил Инэнли. – Мы с ним договорились: всему, чему он научится в школе, будет обучать меня.
– Это правильно, – похвалила добрые намерения малыша Росмунта. При этом посмотрела на мужа. – Научился – научи другого.
Коравье повторил, как бы для Инэнли, но в действительности обращаясь к жене:
– Через несколько дней откроем школу для взрослых. Все, кто хочет, могут учиться грамоте… Даже женщины.
Возле школы, украшенной флагами, стояла толпа. Детей разделили на две группы – старшую и младшую.
Учителя Андрей Васильевич Емрытагин и Валентин Александрович Личко вышли на крыльцо. Валентин Александрович держал в руках медный колокольчик.
– Зачем колокольчик? – тихо спросила у Праву Росмунта. – На шею детям будут вешать? Как оленям?
– Нет, – улыбаясь, ответил Праву. – Когда учитель зазвонит – значит, детям нужно заходить в классы – комнаты, где идет обучение грамоте.
– А голосом нельзя? – спросила Росмунта.
– Таков школьный обычай, – объяснил Праву.
Валентин Александрович поднял над головой колокольчик и зазвонил. Все притихли. Кто-то заметил:
– Хороший звонок. Громкий!
– Тумгытури[16], – начал по-чукотски Валентин Александрович. – Сегодня во всей нашей стране самый счастливый день для детворы – начало учебного года. В этот день дети разных народов входят в классы, чтобы начать многолетний путь к знаниям. И вы, маленькие жители стойбища Локэ, тоже сегодня идете в школу. Скоро вы станете грамотными людьми…
Валентин Александрович хотел было взмахнуть колокольчиком, но тут Коравье крикнул:
– И я хочу сказать слово!
Он поднялся на крыльцо.
– Жители стойбища Локэ! Это великое счастье – быть грамотным человеком! Я не могу назвать себя большим знатоком этого дела, но то, что написано печатными буквами на нашем родном языке, я разумею… Я читаю газету, из которой узнаю все новости, какие не может сообщить устно даже самый знающий и добросовестный вестник. Я приобретаю мысли, которые мне помогают жить правильно… Если бы я еще знал русский язык, моему бы счастью не было конца! Вот так! Я все сказал!
Коравье отошел в сторону, вытирая со лба обильно выступивший пот. Отдуваясь, он подошел к Праву и сказал:
– Кажется, я немного прихвастнул…
– Ты очень хорошо говорил, Коравье, – заверил его Праву. – Очень правильно.
Валентин Александрович зазвонил в колокольчик, и дети потянулись в широкие школьные двери.
Родители долго не расходились. Некоторые даже пытались заглянуть в окна, чтобы увидеть своего ребенка, но Коравье хозяйским возгласом навел порядок:
– Не заглядывайте! Не надо смущать детей!
Когда кончились занятия второй смены, в школу пустили всех желающих. Школьники сами объясняли родителям назначение незнакомых предметов.
Рунмын водил пальцами по черной школьной доске и удивлялся, что она не пачкает. Женщины совали носы в чернильницы, перебирали на больших счетах круглые костяшки.
– Я думал, что все будет гораздо труднее и сложнее, – признался Праву Валентину Александровичу. – Не такие уж консерваторы мои соплеменники – вот чему надо радоваться!
– А какую речь сказал Коравье! Я-то думал, что он ваш давнишний работник! – подхватил Валентин Александрович.
– Держите во всем с ним связь, советуйтесь с ним, – сказал Праву.
Когда Праву вышел от учителя, стойбище уже стихло. Яркие отблески от костров кидались в темноту ночи. Где-то лаяли собаки.
Праву постоял, подставив лицо прохладному ветру, прислушиваясь к далеким голосам. Вдруг до него донеслись звуки песни. Откуда могла прийти в тундру русская песня?..
Ночи уже стали темными. Солнце рано уходило за горизонт, и тотчас на землю спускался холод, сковывал льдом лужицы. Ноги Праву, обутые в легкие ботинки, больно стукались о затвердевшие кочки. Песня становилась все ближе, и только теперь Праву догадался, что это играет патефон в яранге Коравье.
У Коравье сидели Инэнли, Ирвыпин и Лелельгын. По всему было видно, что они ждали Праву.
– Мы хотим попросить применить силу власти к Арэнкаву и Мивиту, – обратился к нему Коравье. – Они опять где-то достали дурную веселящую воду и грозятся расправиться со всеми, кто пустил детей в школу.
– Мы слышали, что есть такие дома, куда запирают дурных людей, – сказал Инэнли. – Нельзя ли Арэнкава и Мивита отправить туда, чтобы они образумились?
– Давайте спокойно обсудим положение, – сказал Праву, подсаживаясь к ним. – Вы сами сегодня видели, что почти все люди на вашей стороне. Получился настоящий праздник, и, кроме этих двух, выживших из ума от неумеренного потребления дурной веселящей воды, никто не ругал школу и учителей. В стойбище много сильных мужчин, которые могут защитить любого от Арэнкава и Мивита. Подумайте, прежде чем обращаться к власти с просьбой заточить двух старых людей в сумрачный дом… Проснутся, и головы у них прояснятся. На что им теперь надеяться – их сила кончилась.
– Может быть, это так, – осторожно согласился Ирвыпин.
– Тебе лучше знать, как нужно делать, – добавил Инэнли.
– И верно: нас теперь много, и не к лицу нам бояться, – заявил Коравье.
Впервые в жизни Праву наблюдал наступление зимы в тундре, вдали от морского побережья. В сентябре стояла ненастная погода с холодными дождями. Пастухи удивлялись, что долго нет снега. Спускавшийся по ночам на землю мороз сковывал льдом лужи. Грязь, вывороченная гусеницами тракторов, твердела как камень.
Но вот однажды утром, выглянув в окно, Праву увидел, что все кругом запорошено снегом.
Сергей Володькин тащил с реки ведра. В них со звоном бились льдинки.
– Пришлось топором прорубать лед, – сообщил он вышедшему на улицу Праву.
– Хорошо! – воскликнул Праву, вдыхая полной грудью пахнущий снегом воздух.
– На лыжах можно ходить, – сказал Сергей Володькин, меряя носком сапога глубину снега.
Позавтракав, Праву сразу же отправился в контору. Пришло время осуществить давнюю мечту: выехать на тракторе в оленеводческие бригады. Вместе с ним поедут Сергей Володькин, Наташа Вээмнэу. Самоходная красная яранга!
Но в это утро разговор о поездке пришлось отложить: из института Академии наук прилетели этнографы.