Бычков подвел трактор к полузанесенному снегом домику.
Праву выпрыгнул на снег. Распахнулась дверь, и вышел Нутэвэнтин.
– Я не верил своим ушам, думал, это ветер шумит, – виновато сказал он.
– А где же остальные? – озабоченно спросил Праву.
– Одни на дежурстве, а другие спят, – ответил Нутэвэнтин. – Табак привезли?
– Привезли, привезли, – успокоил его Бычков. – Тихо тут у вас.
– Трактор уже вторую неделю не работает! – сердито ответил Нутэвэнтин. – Кэлетэгин в машине ни черта не смыслит. Поломку найти не может.
– Ну, пойдем к вам, – предложил Праву.
Нутэвэнтин замялся, покосившись на Наташу:
– У нас не прибрано…
Но долг гостеприимства обязывал пустить путников в дом.
В нем было грязнее, чем в самой грязной яранге. На полу валялись тракторные части. На столе – давно не мытая посуда и бутылки из-под спирта. Нутэвэнтин с проворством, которое трудно было от него ожидать, убрал бутылки со стола под скамью. Пастухи спали в одежде, поэтому довольно быстро освободили деревянные нары, которые в дневное время служили сиденьем.
Долго тянулось тягостное молчание. Наконец Нутэвэнтин произнес:
– Надо чаю согреть, – и принялся разжигать печь.
Запылал огонь. Посыпались расспросы о жизни в поселке Торвагыргын, о колхозных новостях, о строительстве домов, в которых каждый из пастухов был заинтересован.
– Красивый стал поселок? – допытывался черномазый, пропахший машинным маслом Кэлетэгин.
Лишь Нутэвэнтин не принимал участия в разговоре и суетливо подливал в кружки чай.
Когда новости исчерпались и пастухи накурились досыта, они потребовали, чтобы им показали все кинокартины.
– Мы соскучились по кино! – заявил старик Мильгын.
– Пусть беседа подождет, а кино посмотрим, – поддакнул Нутэвэнтин.
Праву смотрел на пастухов, распивающих как ни в чем не бывало свежий чай, и раздражение поднималось в его душе. Разве они не видят, как опустились? Сами, верно, месяц не умывались, а кино им подавай!..
– Не стыдно вам? – накинулся он на них. – Такую грязь развели, загубили трактор, а еще просите кино. Вам известно, что в колхозе ваша бригада самая отсталая? Самый высокий процент отходов. Волки, что ли, у вас злей, чем в других местах?
Он сунул ногу под нары и выкатил оттуда пустые бутылки.
– Что это за безобразие? Стыд и позор! Я сообщу председателю о вашем поведении в бригаде!
Чем громче говорил Праву, тем тише становилось в домике, хотя никто не проронил ни слова с той минуты, как он открыл рот; просто тишина становилась тягостнее. Нутэвэнтин неотрывно смотрел в раскрытую дверцу печи, пастухи хмурились, а спутники Праву, никогда не видевшие его таким, прятали глаза друг от друга.
Праву еще некоторое время пошумел, потом неожиданно прервал себя и замолк. Он растерялся… Никто его не поддержал! Круто повернувшись, Праву распахнул дверь, решительно шагнул и… попал в пустоту, не рассчитав, что дверь находится довольно высоко от земли. Он упал на снег и вскрикнул от острой боли в ноге. Кто-то заботливо закрыл за ним дверь, даже не потрудившись выглянуть наружу. Над Праву крутился ветер, словно примериваясь, как бы поаккуратнее его закопать, Праву попытался подняться, но тут же с глухим стоном повалился обратно.
Дверь за ним закрыл старик Мильгын. Он как-то не обратил внимания на то, что Праву исчез слишком быстро и бросил распахнутой дверь. На севере, где так бережется тепло, только очень взволнованному человеку прощают, когда он оставляет дверь открытой.
Мильгын вернулся на место, достал папиросу и закурил. Глубоко затянувшись, спросил:
– Ну что скажешь, бригадир?
Нутэвэнтин повернулся к нему и жестко бросил:
– Ничего не скажу!
Пастухи заволновались.
– Вот до чего довело тебя пристрастие к дурной веселящей воде, – так же спокойно и нравоучительно сказал Мильгын.
– А ты не пил? – сощурив глаза, сказал Нутэвэнтин.
– Пил, – согласился старик. – Отчего не выпить вместе с бригадиром? За компанию, как говорит твой друг Анчипера.
– Вот то-то, – злорадно подхватил Нутэвэнтин. – Поэтому помалкивай… А так каждый начальник умеет кричать! – распалился он. – Приезжают тут всякие, не умеющие отличить важенку от быка, и принимаются учить! А что они понимают? Знают они, что пастух всю жизнь мерзнет в стаде? Бегает, сколько хватает дыхания? И все для того, чтобы такие вот жили в сытости, сочиняли умные беседы, а потом приезжали и учили нас жить? Пусть попробует покочевать сам! Погоняет волков и поживет без табака!
– Ты не прав, Нутэвэнтин, – подал голос тракторист Кэлетэгин.
– Помалкивай, горе-механик! – заорал на него Нутэвэнтин. – Покричи на свой трактор, чтобы он тебя послушался! Поговори с ним, оживи его, раз ты такой умный!
– У меня нет запасных частей! – сказал обиженный Кэлетэгин.
– Запасных мозгов у тебя нет! – отрезал Нутэвэнтин. – Если не умеешь, нечего было браться за такую, сложную машину!
За криками пастухов не стало слышно шума ветра. Бычков поднялся с места и сказал, ни к кому не обращаясь:
– Пойду посмотрю трактор.
Он шагнул за дверь, и нога его уперлась во что-то мягкое.
– Эй? Что такое?
В ответ послышался стон.
– Праву? Что с вами?
На крик выбежали Вээмнэу, Коравье и Володькин. Они подняли Праву и понесли в свой домик.
– Чуть не закоченел, – с кривой улыбкой попытался пошутить Праву, пока его раздевали.
Бычков разжег печку, и в трубе весело загудело пламя. Наташа ощупала ногу и побежала к себе за занавеску. Оттуда послышался сухой треск яростно перелистываемых страниц. Через минуту она вернулась и снова принялась ощупывать ногу.
– Мне кажется, перелома нет, – сказала она, вопросительно вглядываясь в глаза Праву.
– Мне тоже так кажется, – силясь улыбнуться, ответил Праву. – Но мне было больно подниматься, а кричать и звать на помощь не хотелось: ждал, пока кто-нибудь выйдет и наткнется на меня. А потом даже не знаю, как получилось, что я задремал…
– Ну, ничего, – заторопилась Наташа. – Сейчас что-нибудь придумаем.
Она наклонилась над Праву, и он увидел близко над собой свежее девичье лицо и густые черные косы. Косы мешали Наташе. Они все время соскальзывали с плеч и падали на Праву. Она сердито затолкала их под косынку.
– Вывих, – уже спокойнее и даже с профессорской уверенностью произнесла Наташа. – Помогите мне, ребята.
Коравье и Бычков по ее указанию ухватили Праву за плечи.
– Держите крепче! – скомандовала Наташа и с такой силой дернула ногу, что Праву на секунду потерял сознание.
Открыв глаза, он увидел над собой улыбающееся лицо доктора. На лбу ее, как бусинки, блестели маленькие капельки пота. Косы снова выползли из-под косынки и лежали на плечах, тугие и плотные.
– Спасибо, Наташа, – благодарно сказал Праву. – Вэлынкыкун!
Наташа застенчиво отвела глаза.
Отношения Праву с бригадой Нутэвэнтина не налаживались. Все были на стороне бригадира. Никто не поддержал Праву, когда он предложил просить правление заменить Нутэвэнтина другим бригадиром.
– Пусть Нутэвэнтин остается, – сказал старик Мильгын. – Он коренной оленевод, и мы к нему привыкли.
Накануне отъезда, после кино, Праву решил с глазу на глаз поговорить с Нутэвэнтином.
Коравье ушел в стадо, Бычков помогал Кэлетэгину чинить трактор, а Наташа готовила аптечку для бригады. У нее сидел старик Мильгын и жаловался на боли в пояснице.
Вполнакала горела электрическая лампочка. От железной печурки шел остывающий жар.
Нутэвэнтин молча курил. Табачный туман сгущался в комнате. Праву встал и открыл форточку. Нутэвэнтин пошевелился.
– Ночью будет холодно спать, – сказал он.
– Уж лучше в холоде спать, чем в такой духоте, – возразил Праву.
– Закройте форточку, – повелительно сказал Нутэвэнтин.
Праву пожал плечами, встал и закрыл форточку.
– Поговорим? – спросил он, возвращаясь на место.
– Говорите, – безразлично ответил Нутэвэнтин.
Праву, выведенный из терпения равнодушием бригадира, резко поднялся и больно стукнулся затылком о балку. Потирая голову, спросил: