Святослав посмотрел в окно. И увидел впереди знакомый дом, точнее, сначала был высокий непроницаемый забор, а уже за ним просматривалась крыша самого строения. Три года назад, когда он ненадолго заехал в Россию, то провел тут одни сутки.
— Дорогая, рад тебя проинформировать, что мы приехали, — сообщил он. — Остановитесь возле ворот, — сказал он уже таксисту.
Они вышли из машины. Святослав подошел к домофону. Надавил на кнопку и произнес: «Я к Михаилу Ратманову. Меня зовут Святослав, я его брат». Ворота автоматически раздвинулись, Святослав и Соланж вошли внутрь, катя за собой чемоданы.
Внезапно Соланж резко остановилась.
— Ты чего? — спросил Станислав.
Соланж указала рукой на дом.
— Это же самый настоящий дворец, — изумленно произнесла она. — Версаль. Так я его буду называть.
— Папа, я не понимаю, зачем мы туда едем? — Этот вопрос Ростислав повторил уже несколько раз, и Азаров понял, что избежать ответа сыну не удастся. Хотя говорить на эту тему прямо сейчас совсем не хотелось. К тому же придется утаить некоторые факты, а этого он желал еще меньше.
— Ты сам много раз мне говорил, что твой брат дядя Миша едва ли не главный российский коррупционер, — продолжил сын. — И однажды ты непременно сделаешь фильм-разоблачение о нем. Ты передумал?
— Ничего, Ростик, я не передумал. Но изменились обстоятельства. Так уж все складывается.
— И как же все складывается? — насмешливо поинтересовался Ростислав.
Азаров невольно скосил на него глаза. Уж очень сын бескомпромиссный и принципиальный, у него либо так, либо никак, практически не просматривается полутонов. Конечно, это качество можно списать на молодость, но его не покидало ощущение, что когда Ростислав станет старше, то не сильно изменится.
— Позвонил твой дедушка и очень просил приехать к Михаилу. Впервые за долгий срок собирается почти вся семья. Если я правильно понял, не будет только твоей мамы и твоей сестры. Кстати, там будет Рената, а у вас, насколько я знаю, хорошие отношения.
— Это не причина ехать в дом ее отца.
— Возможно, — согласился Азаров. — Но она будет рада тебе. Мне кажется, вы с ней давно не виделись.
— У нас слишком разные представления на многие вещи, — пожал плечами юноша. — Я не так давно приглашал Ренату на наше мероприятие, но она не захотела пойти. А есть еще причина ехать к дяде Михаилу?
— Есть, — посмотрел Азаров на сына. — В Москве опасная эпидемия, а там мы будем от нее хоть как-то защищены. Нам всем надо пережить эти страшные времена. Хотя бы для того, чтобы изменить этот мир.
— И другой возможности это сделать нет?
— Есть, конечно, но я же говорю: так, совпало. Кстати, там будет и дядя Станислав, а ты же интересовался его творчеством.
— Я видел пару его фильмов, мне они понравились, — не слишком охотно признался Ростислав.
— Вот видишь, будет, о чем с ним поговорить. Ты же сам хотел учиться на режиссера. Или передумал?
— Я еще не решил.
— По крайней мере, общение с ним тебе поможет с выбором. Что же касается Михаила, то рано или поздно фильм о нем мы сделаем.
— А как вы будете общаться? Вы же лет пять не разговариваете.
— Больше пяти. Не знаю. Поживем, увидим. Чего сейчас загадывать. Вот приедем — и все станет ясным. Только прошу тебя, не лезь в бутылку. Обещаешь?
— Я постараюсь, папа. Но не обещаю.
— Я хотел тебе давно сказать, но все не было случая — ваше движение мне представляется излишне радикальным. Вы слишком бравируете своей ненавистью к режиму. Одно название: «Непримиримые» чего стоит.
— И это говоришь ты, — удивился Ростислав. — Тебя считают главным оппозиционером нынешней власти.
— Положим не главным, а только одним из главных. Но я не об этом. Понимаешь, Ростик, всегда опасно, когда ненависть слишком сильно захватывает человека или подчиняет себе целое политическое движение. Это плохо кончается для всех. Я в свое время немало изучал подобных примеров. И знаю, во что это может вылиться.
— Что же ты предлагаешь?
— Снизить обороты. А уж во время эпидемии, тем более. Наш Комитет борьбы с коррупцией решил, что пока не пройдет этот мор, мы ограничим публикацию наших новых расследований. Сейчас должны быть другие приоритеты.
— Это ваше дело. А наше движение такого решения не принимало.
— И напрасно. Власть и без того не справляется с ситуацией. Если еще и нещадно бить по ней, будет хуже не ей, а людям. Пусть все кончится, и мы предъявим всем свои счеты. Мы тщательно анализируем, что происходит. И обязательно обнародуем все претензии и обвинения. И еще одно, что я хочу тебе сказать: я очень беспокоюсь за твое здоровье. Вы молодцы, что помогаете больным и нуждающимся. Но от этого опасность заразиться вырастает многократно. Подумай, нужно ли тебе так рисковать. Тебе всего восемнадцать.